За пригоршню астрала
Шрифт:
Галина Алексеевна повторила маневр: сначала поприветствовала, как умела, соперницу:
— С такими внешними данными куда лучше «Люди добри, поможите…» исполнять, — и обратилась к корреспонденту. — Дмитрий, может, вам и безразлично, что вашему астрологу статьи еще и Михаил Огородников кропает, но зачем вы придумали, будто ваша сомнительная знакомая… — ох, с какой убийственной интонацией было подчеркнуто «знакомая» —… обещает клиентам защиту Великого Эгрегора?! Она ведь ни ухом, ни рылом, что сие такое! Она до сих пор думает, что аркан — это такая петля, ишаков ловить!
Дима молчал, сцепив зубы, хотя услышать,
— Ах ты, футы-нуты! Заниматься хорарной астрологией все же лучше, чем мандалотерапией! — в некотором смысле старушка была права. — Я с каждого пациента стригу не меньше сотки баков! Клиент на пиджаках и мобильниках, солидный, штучный. Отечественными хрустальными шарами таких гостей не укатаешь! — и от подаренных кабинету децибел на стене зашаталась эзотерическая живопись. Все работы кисти редакционного художника, искренне рерихнутого.
— А вот остракизма не надо! На генетику тоже гонения были. Инквизиция кострами не выжгла, и вам слабо!!! — Галина Алексеевна тоже была права. Пусть с каждой прихожанки за снятие порчи много не снимешь, сидеть на опте выгоднее, чем на рознице.
На противоположной стене — где не было эзотерической живописи, а висел календарь, не на 1998 год от Рождества Христова, а 7506-й от Сотворения Мира — тоже зашелестело.
— Эй, там, не вопите тут! — сквозь дверь донеслось из коридора, но было оставлено без внимания. И еще на шум в кабинет проник невзрачный гражданин с характерным блеском в очах. Лицо покрывала паутина морщин из-за навсегда распахнутого в улыбке рта. В руках гость сжимал перьевую ручку и расползающийся блокнотик. Впрочем, явление поклонника тоже осталось без внимания cтолкнувшихся стихий.
— Шарлатанка!
— Мракобеска!
Глаза поклонника заискрили совсем уж лучезарно, он признал кумиров по публикуемым в газете фото.
— А я за такое непечатное слово щас тебя, молодка, разложу, юбку задеру, и всыплю по первое число! — Тома Георгиевна действительно могла исполнить обещанное, несмотря на преклонные лета.
Неожиданно поклонник громко и надтреснуто расхохотался. Ему понравилась перепалка. И уж теперь его заметили все.
— А я…А я… — и вдруг у целительницы голос перехватило, полные сочные губы пошли зигзагом и… И брызнули слезы. Такого позора народная медицина не вынесла и мимо победительницы, гремя бусами, как кандалами, зажимая всхлипы носовым платком с вышивкой крестиком, шарахнулась в коридор. Поклонника унесло водоворотом. Не корысти ради, а автографа для.
Хорарный астролог растеряно глянула на Диму и поделилась в оправдание:
— Ничего личного. Это только бизнес. — И пошла за соперницей. То ли утешать, то ли добивать.
Дима посмотрел на захлопнувшуюся дверь, потом на равнодушно полирующую ногти Наташу. И метнулся за клиентками. Мирить.
Наташа
— Станислав Витальевич? — на всякий случай подстраховалась девушка, в уголках рта неожиданно обнаружились злые складки. — Запишите пожалуйста номерок. Может, сгодится. Старинное колечко, светится в темноте. — Наташа нашла невзначай выведенные карандашиком цифры и продиктовала.
— Спасибо, Наташенька. За мной, как обычно, не пропадет, — сказали на том конце телефонного провода и положили трубку.
Аппарат был самый заурядный, из советского прошлого. Да еще перевитый изолентой, чтоб не распадался на составляющие. Чиркнув фломастером на полях старой газеты подсказанный номерок, Стас с подобающим равнодушием положил телефонную трубку на рычаги. Еще не хватало, чтобы клиент заметил, что у Стаса неказистый аппарат. Перед клиентом форс надо держать.
Когда Стас норовил что-то продать, ему не удавалось усидеть на месте. В идеале следовало вышагивать из угла в угол, размахивать руками, принимать картинные позы. Тогда и речь лилась плавно-плавно, завораживая жертву.
— Я бы все таки хотел обратить ваше внимание, — непринужденно продолжил Стас прерванную беседу, — на эту безделицу. — Стас придвинул к гостю поближе отполированный возрастом деревянный футляр и открыл крышку. — Вещица восемнадцатого века. Янтарь. Внутри оклеена пунцовым бархатом. Замочек и ключик медные. Я уж не говорю о том, что эта штучка, возможно, некогда являлась частью интерьера Янтарной комнаты. Той самой Янтарной комнаты… — многозначительная пауза была коньком Стаса.
Тяжелые шторы скупо, аптекарскими порциями, пропускали внешний день. И несмотря на то, что под потолком пузырилась жирным электрическим фейерверком люстра с матовыми подвесками, освещения как бы не хватало. И все равно по углам кабинета приплясывали распатланные кособокие тени. Ну, родной, смелее, мысленно уговаривал Стас потенциального клиента. Что ж ты, баклажан с бородой, робеешь? Ты носом поведи, на зуб, что ли, попробуй. Иначе как же мне тебя, лоха залетного, напарить?
В футляре покоилась шкатулка. Вроде бы янтарная, цвета успевшего остыть и превратиться в лед свежезаваренного чая; с прожилками, похожими на утонувший в луже опавший кленовый лист. Вроде бы доподлинный осьмнадцатый век. Стас не посчитал нужным уточнять, что это современная копия.
— А отчего это футляр изнутри тряпкой оклеен? — едва не зевнув, спросил развалившийся в кресле для гостей визитер.
— Это, сударь мой, не, как вы изволили выразиться, «тряпка». Это так называемая «турецкая» бумага, — с показной любовью провел двумя пальчиками по товару Стас. И поскольку больше вопросов не последовало, закрыл футляр и отодвинул назад к телефону.
Внутри у Стаса все кипело. Он был готов разорвать на мелкие кусочки заявившегося с визитом болвана. Полчаса Стас разливается соловьем, а проку никакого. Хоть бы разок блеснул в глазах гостя азартный сполох. Вообще-то принимать покупателей Стас предпочитал вне дома. Но этот объявился сам, как снег на голову, правда, с рекомендациями общего знакомого.