За пригоршню чар
Шрифт:
— В толк не возьму, что ты такое говоришь.
Айви повернулась ко мне лицом:
— Быть живой — этого тебе мало. Тебе нужно ощущать, что ты живая, и ты добиваешься этого чувства через опасность. Ты знала, что у Ника гешефты с демонами. Да, он переступил черту, когда продавал им о тебе информацию, но ты была готова этим рискнуть, потому что опасность тебя заводит. И когда боль пройдет, ты снова поверишь кому-нибудь не тому — просто потому, что мысль о дурном исходе наполняет тебя радостной дрожью.
Я боялась заговорить. Айви налила
Не нужно мне ощущение опасности, чтобы завестись! — горячо возразила я.
И здесь тоже не так все плохо, — сказала она сдержанно. — Ты сама опасна, и ищешь таких же. Я знаю, потому что вся моя жизнь такова. Как у всех вампиров. Вот почему мы тусуемся среди своих, если не считать дешевых развлечений и романов на одну ночь. Никто менее опасный, чем мы сами, не удержит нас, не сдержит, не поддержит в нас жизнь — и не поймет. Только рожденные вампирами могут понять. И еще ты.
Не понравилось мне это. Совсем не понравилось.
— Мне пора, — сказала я и перенесла вес на ноги, чтобы встать.
Взлетела в воздух ее ладонь, уперлась в борт машины, перегораживая мне путь намертво.
— Посмотри правде в глаза, Рэйчел, — сказала он, когда я подняла испуганный взгляд. — Никогда ты не была тихой и милой девушкой как все, вопреки всему, что ты для этого делала. Потому-то ты и пошла в ОВ, и даже туда не вписалась, потому что — сознательно или нет — ты была потенциальной угрозой для всех, кто тебя окружает. И это на некотором уровне ощущается. Я все время это в тебе вижу. Опасных привлекают равные им, а слабые их боятся. И они тебя избегают, или изо всех сил стараются испортить тебе жизнь, чтобы ты ушла, а они будут дальше себя обманывать, что живут безбедно. Ты доверяла Нику, зная, что он может тебя предать. Ты жила этим риском.
Я проглотила волну опровержения, вспомнив свои страдания в школе и историю отношений с неудачными бойфрендами. Не говоря уже об идиотском решении вступить в ОВ и еще более идиотской попытке соскочить оттуда, когда Денон стал мне давать отстойные задания и щекотка для нервов кончилась. Я знала, что мне нравятся опасные мужчины, но нельзя же сказать, будто это потому, что я сама опасная, — это же просто смешно… или было бы смешно, если бы не провела я весь вчерашний день в виде гибрида волка с ведьмой, и все это по милости демонского проклятья, активированного моей кровью, а сейчас я сижу в новенькой шкуре Рэйчел — без веснушек и шрамов.
— Значит, ты — угроза, — сказала Айви, садясь на ящики напротив меня и распространяя запах какао. — Значит, тебе нужно щекотать нервы смертельной опасностью, чтобы душа не заснула, чтобы тебя заводило что-то. Это само по себе не плохо, это только говорит, что ты из сильных стерв, осознаешь ты это или нет. — Подавшись вперед, она протянула мне выщербленную кружку. — Опасный — это еще не значит ненадежный. Теперь пей какао и успокаивайся. Потом найди кого-нибудь надежного, кому можно доверить прикрывать спину.
Стиснув зубы, я уставилась на кружку. Это она мне? Я ее отпаивала какао в ту ночь, когда Пискари изнасиловал ей и разум, и душу, и тело. Сейчас я подняла взгляд вверх, по ее обтягивающим джинсам, по свободному длинному свитеру.
— Вот почему я жду, — прошептала она, встретившись со мной взглядом.
Я резко вздохнула, ощутив, как закололо невидимый под новой кожей шрам.
Наверное, Айви тоже почувствовала, потому что встала.
Извини, — сказала она, протягивая руку к двери.
Айви, погоди.
Ее слова меня напугали, и мне не хотелось оставаться одной. Надо было все это осмыслить. Может, она права. Боже мой, да неужто я действительно такая вывихнутая?
Длинные пальцы Айви сомкнулись на ручке, готовые отодвинуть дверь.
— В машине вонь от нас обеих, — сказала она, на меня не глядя. — Я бы должна была еще несколько дней продержаться, если бы не этот стресс… сейчас мне надо отсюда убраться. Прости… О черт. — Она резко вздохнула. — Прости, но если бы я тебя сейчас обняла в утешение, жажда крови взяла бы свое. — Она посмотрела на меня с кривой улыбкой, наполненной застарелой болью. — Видишь, какая из меня хреновая подруга?
Я, не вставая, сунула руку под занавеску и толкнула окно снизу, чтобы его открыть. Сердце прыгало. Ворвавшийся воздух донес сосновый аромат и шорох проезжающих машин.
— Ты хорошая подруга. А с окном лучше? — спросила я робко.
Айва покачала головой:
— Вернись в номер. Дженкс скоро притащит Ника, посмотрим все кино и будем делать вид, будто ничего не случилось. Неловко будет до безумия, веселья — вагон. А со мной ничего не случится, только не надо будет мне сидеть с тобой рядом.
Выражение лица ее было спокойным, но голос звучал мрачно. Я скривилась, охватив пальцами теплую кружку. Непонятно было, что и думать, но в одном я была уверена: Ник не должен знать, что я из-за него плакала.
— Ты иди. Я приду, когда глаза не будут такими красными.
На меня навалилось чувство утраты, когда она вышла и повернулась ко мне, обхватив себя руками от холода. Она тоже понимала, что чем дольше я буду здесь, тем труднее мне будет собраться с духом, чтобы вернуться в номер.
У тебя чар для цвета лица нет? — спросила она.
На красные глаза они не действуют, — ушла я от прямого ответа. Черт побери. Что же со мной такое?
Айви прищурилась от солнца и сильного ветра, потом лицо ее прояснилось.
— Знаю… — Она вернулась и закрыла за собой дверь, чтобы оставить снаружи холод. Я видела, как она откидывает переднюю занавеску и шарит в бардачке. Глаза у нее стали опять нормальными — туги свежий воздух, и смена темы. — Наверняка у Кистена тут есть, — бормотала она себе под нос, потом обернулась с чем-то вроде трубочки губной помады: — Та-да!