За Россию - до конца
Шрифт:
«...А с вами мне говорить трудно», — с такими словами обратились ко мне Вы, ваше превосходительство, когда-то на приёме офицеров выпускного курса академии. И мне трудно было говорить с Вами. Но с тех пор прошло два года, страсти улеглись. Сердце поуспокоилось, и я могу теперь спокойно рассказать Вам всю правду о том, что было...»
Письмо было объёмистым, но предельно искренним. Отправив его, Деникин словно снял с себя тяжесть. Был уверен, что никакого ответа не будет.
И вдруг новогодний подарок — телеграмма из Варшавы. Деникин был вне себя. Но на этот раз — от радости. Телеграмма была адресована «Причисленному к Генеральному штабу капитану Деникину»!
Продевая под правый погон аксельбант офицера Генштаба, Антон, улыбнувшись, вспомнил девиз генштабистов: «Больше быть, чем казаться!» Упорство принесло победу.
...Антон Иванович вышел на крыльцо подышать перед сном свежим воздухом. Глядя на мерцавшие в ночном небе звёзды, вслух произнёс девиз всей своей жизни: — Больше быть, чем казаться!
21
На склоне лет Антон Иванович Деникин мечтал лишь об одном: до ухода из жизни закончить книгу воспоминаний «Путь русского офицера». Он задумал этот труд как рассказ о своём жизненном пути и об эпохе, в которой ему довелось жить. Он торопился, нервничал, когда не мог отчётливо вспомнить то или иное событие или когда под рукой не оказывалось нужного документа. А порой дело шло и совсем плохо: мысли путались. От напряжения сжималось сердце, болела голова. Ксения Васильевна, видя, как он мучается, настоятельно советовала прилечь, отдохнуть, а то и вовсе сделать длительный перерыв в работе, порыбачить или сходить на грибную охоту. Однако Антон Иванович отмахивался от этих советов: теперь счёт жизни шёл уже не на годы, не на месяцы, а на дни или даже часы. Надо спешить, надо успеть, во что бы тони стало успеть! Антон Иванович истово верил, что если не теперь, то через годы, через десятки, а может, и сотни лет его воспоминания будут востребованы потомками, ибо они, эти воспоминания — частица русской военной истории, без знания которой невозможно считать себя образованным человеком, невозможно прокладывать пути в будущее.
Сейчас он приступил к воспоминаниям о русско-японской и русско-германской войнах, эти главы книги ему были особенно дороги, ибо обе войны прошли через его жизнь, и пусть они не были победоносными, но велись во имя защиты национальных интересов России, отстаивали её независимость, и в это справедливое дело он, Деникин, внёс частицу и своего ратного труда.
Русско-японская война явилась тяжёлым испытанием для России и её армии. Российская общественность была почти в полном неведении того, что происходило на Дальнем Востоке. Это подтверждала и официальная история войны:
«В то время как в Японии весь народ, от члена Верховного тайного совета до последнего носильщика, отлично понимал и смысл, и самую цель войны с Россией, когда чувство неприязни и мщения к русскому человеку накоплялось там годами, когда о грядущей войне с Россией говорили все и всюду, у нас предприятия на Дальнем Востоке явились для всех полной неожиданностью; смысл их понимался лишь очень немногими... Всё, что могло выяснить смысл предстоящего столкновения, цели и намерения правительства, или замалчивалось, или появлялось в форме сообщений, что всё обстоит благополучно. В результате в минуту, когда потребовалось общее единение, между властью и народной массой легла трудно устранимая пропасть».
Размышляя о сложной, противоречивой и запутанной динамике дальневосточных событий, Антон Иванович писал о том, что Россия, вступившаяся за неприкосновенность Китая, сама завладела Квантунским полуостровом, обратив Порт-Артур в крепость и Далиенвав (Дальний) — в коммерческий порт, открытый для иностранной торговли. По мнению Деникина, этот акт не имел оправдания, разумеется, он был предпринят для обеспечения жизненных интересов России, выхода к незамерзающим портам Тихого океана в условиях почти полной стратегической изоляции японскими островами. И всё же акт этот не имел оправдания, повторял Антон Иванович, потому что был осуществлён насильственно! Деникин отмечал далее, что в 1898 году Китай согласился сдать в аренду Квантунские порты сроком на 25 лет. И какая буря в связи этим разразилась в Японии! Да только ли в Японии! Англия и Америка тоже насторожились: они боялись потерять маньчжурский рынок. Япония прочно обосновалась в Корее. Создав угрозу Приамурскому краю, Сибирской магистрали и свободе морских сообщений на Дальнем Востоке через Корейский пролив.
Как всегда, против России ополчился едва ли не весь мир. Англия помогала Японии усиливать свой флот. Английский главнокомандующий после занятия Россией Порт-Артура заявил, что в случае войны британская армия будет в полной готовности. Америка предоставила Японии широкую экономическую помощь. Без активной помощи со стороны США и Англии Япония не решилась бы на войну с Россией.
Деникин особенно переживал оттого, что Россия оказалась совершенно не подготовленной к войне ни в политическом, ни в военном отношении. Военный министр Куропаткин считал, что главная опасность для России сосредоточена на западе, и не думал о необходимости укреплять Дальний Восток в военном отношении, дабы не распылять силы и средства. В результате на огромной территории Дальнего Востока находилось всего лишь 108 батальонов, 66 конных сотен и 208 орудий, всего около 100 тысяч офицеров и солдат. Решать задачу посылки военных подкреплений из центра было невероятно сложно, ибо пропускная способность Сибирской магистрали составляла всего три пары сквозных поездов в сутки. Мало того что военный потенциал России на Дальнем Востоке был чрезвычайно слаб, так её государственные мужи удосужились недооценить военную силу Японии. Считалось, что Япония поставит под ружье 345 тысяч солдат, а она поставила 2 миллиона 727 тысяч, из которых непосредственно на фронт — более миллиона человек. Япония имела преимущество и во флоте. Российская броненосная эскадра была, в сущности, равносильна японской, но состояла из судов разных систем, минные же и крейсерские суда уступали японским и в количестве и в качестве.
В ходе войны дало о себе знать и плохое знание состояния японской армии. В предвоенный период высказывались самые противоречивые мнения — от самых восторженных до совершенно уничижительных. Антон Иванович не мог забыть того, как русский военный агент полковник Ванновский в своих донесениях настаивал на том, что мощь вооружённых сил Японии — самый настоящий блеф, и обзывал японскую армию опереточной.
Не повезло России и с военным министром. Генерал от инфантерии Алексей Николаевич Куропаткин был крайне осторожен, если не сказать труслив, когда дело касалось принятия ответственных решений. Он ратовал за прочное обеспечение Владивостока и Порт-Артура, сосредоточение главных сил в районе Мукден — Ляоян и постепенное отступление к Харбину до подхода главных сил. Он как огня страшился перехода к активным действиям и непрерывно заклинал: отступать, отступать и отступать!
Поражению России в войне с Японией способствовало и то, что война эта была непопулярна в российском обществе, которое, впрочем, мало интересовалось Дальним Востоком. Сергей Юльевич Витте, российский премьер, говорил откровенно: «В отношении Китая, Кореи, Японии наше общество и даже высшие государственные деятели были полные невежды».
А тут ещё и социал-революционеры. Не придумали ничего лучшего, как наводнить общество пораженческими листовками и брошюрами. В одной из них, названной «К офицерам русской армии», утверждалось:
«Всякая ваша победа грозит России бедствием упрочения «порядка»; всякое поражение приближает час избавления. Что же удивительного, что русские радуются успехам наших противников».
Стоит ли недоумевать, что после всего этого русская армия пошла на войну без всякого подъёма, исполняя только свой долг?
...Антону Ивановичу отчётливо вспомнились дни, предшествующие его отъезду в действующую армию. В Варшавском офицерском собрании состоялись дружеские проводы, своеобразный «дорожный посошок». Деникину вручили хороший револьвер. А сам Антон Иванович на случай своей гибели составил завещание, в котором писал о том, что не имеет никакого имущества, но зато имеет множество долгов, и просил погасить эти долги из его литературных гонораров. Присовокупил сюда и главную просьбу: позаботиться о его матери.
В Омске Деникин узнал, что командующим Маньчжурской армией назначен Куропаткин. Все, кто близко знал этого генерала, не скрывали своего отрицательного отношения к нему. Драгомиров был возмущён этим назначением. Он писал в открытую:
«Я, подобно Кассандре, часто говорил неприятные истины, вроде того, что предприятие, с виду заманчивое, успеха не сулит; что скрытая ловко бездарность для меня была явной тогда, когда о ней большинство ещё не подозревало...»
Но не все разделяли это мнение: как-никак над Куропаткиным веял ещё ореол легендарного генерала Скобелева, у которого он был начальником штаба. Конечно, наиболее высоким был авторитет генерала Драгомирова, который был участником русско-турецкой войны, успешно руководил переправой через Дунай у Зимницы и действиями дивизии при обороне Шипки. Кроме того, он был широко известен как военный теоретик, прославился своими трудами по военной педагогике, доказывал значение морального фактора для успеха боевых действий. Но к началу русско-японской войны Драгомиров был серьёзно болен и, естественно, принять командование войсками не мог.