За сбычу мечт, или Путеводитель по Родосу

Каштанова Елена

– Дим… Я, кажется, просил не ходить голым по комнате.

– Я вытру потом, не переживай, – отмахнулся я.

– Просто прикройся, пожалуйста, – настойчиво так, требовательно.

– А то что?

– Трахну.

Я обернулся, улыбаясь, собираясь съязвить что-нибудь в ответ, но улыбка мгновенно сползла с моего лица. Он смотрел на меня… Такой взгляд называют, кажется, "горящим". Голодно. Жадно. Не отводя глаз. Не пытаясь свести все в шутку. Я потом десятки раз проклял свою визуализацию, не позволяющую мне забыть, возвращающую мне этот пробирающий до костей взгляд снова и снова. Я почувствовал себя… обнаженным. Я такой и был. Но до этого мне и в голову не приходило этого стесняться. Но под этим взглядом…

раздевающим… если бы хоть что-то еще можно было раздеть… я почувствовал себя… как будто без кожи. Как будто на сцене под взглядом тысяч зрителей… Как будто меня застали за чем-то неприличным… Я сжался инстинктивно, пытаясь если не прикрыться, то хотя бы умереть, а Макс, не отрывая взгляда, бросил мне ракушку со своей кровати. Спасительное полотенце. Я схватил его и судорожно намотал на бедра. Как будто это что-то решало. Как будто это могло теперь меня спасти. Как будто этого взгляда и не было вовсе.

Я позорно сбежал в ванную. Вместе с полотенцем. Заперся. Прижался лбом к прохладному кафелю. Застыл. Уже там я услышал хлопок двери, возвещающий о том, что Макс оставил меня одного. Но я еще долго не решался выйти, даже когда вытерся и оделся.

Как мне теперь себя вести? Делать вид, что ничего не было? Или, наоборот, прикинуться, что возмущен, злюсь, негодую? Я не мог понять, что я чувствую. С одной стороны, это было неправильно – то, как Макс на меня отреагировал. Это же Макс, мы с ним сто раз в одной постели спали, я всегда к нему сбегал, когда мне особенно хреново было. Да я ему больше, чем себе, доверяю! Как мне теперь в одной комнате с ним жить? А на пляж как ходить? С другой стороны, я точно знал, что мне это не было неприятно, скорее, наоборот, я чувствовал удовлетворение от того, что мое тело наконец-то желанно, что Максу не все равно, что если бы… то я мог бы… Нет, не мог бы. Только не с Максом. Только не сейчас.

Почему я не рвал на себе волосы с воплями "о, боже, неужели он голубой"? Так никого из нас этим не напугаешь. Мишка с Женькой научили нас уму-разуму еще в школе. Поначалу мы, конечно, тоже были в шоке, и через стадию "пидорасы кругом" мы все прошли. Но когда Женьку начали травить и издеваться над ним, мы быстро научились отличать геев от пидорасов. А когда мы переломали руки тем ублюдкам и заставили их жрать дерьмо, это была наша инициация, заявление всему миру, на чьей мы стороне, чтобы ни один урод не смел даже смотреть косо в сторону наших друзей. Это было жестоко. Очень. Меня до сих пор иногда колбасит, когда я это вспоминаю. Думаю, что, будь мы старше, мы бы на такое не отважились. Тогда просто мозги еще не отросли в достаточном количестве. Но то, что сделали они, было омерзительнее в разы. У Михи был нервный срыв после этого. После того, как Женьку на его глазах заставили отсосать одному выродку, а его самого держали втроем, чтобы он смотрел. Я даже думать боюсь, что каждый из них тогда пережил. Каково было Женьке, когда он сквозь слезы делал все, что ему приказывали, лишь бы Мишку не били. И каково было Мишке, который вообще ничего сделать не мог, чтобы хоть как-то помочь. И эти сволочи еще смеют рассуждать, кто с кем должен спать! Мишка, когда из больницы вышел, сразу сказал, что будет мстить. А мы просто не могли его одного оставить в этой ситуации, он бы дров наломал, убил бы кого-нибудь сгоряча, поэтому и подписались действовать все вместе. Самое интересное, что ничего нам за это не было. Ни один из нами опущенных правду не рассказал, но все кругом откуда-то знали, что это сделали мы. Только доказать не могли, отец Макса почему-то дал показания, что мы всемером весь тот вечер сидели у них дома и играли в "Героев" по сети. И ему не могли не поверить, все же уважаемый человек, врач, завотделением. После этого ни один из нас уже не колебался в своем отношении к секс-меньшинствам,

мы по очереди везде провожали Женьку и угрожали каждому, кто смел что-то вякнуть против него. И если бы теперь вдруг выяснилось, что Макс спит с парнями, ему бы слова никто не сказал. Уж точно не я. Я только не понимаю, как так получилось, что я ничего не знал об этом его увлечении, он же всегда был с девчонками. Хотя постоянной девушки у него не было со времен… да вообще никогда ее не было, он всегда предпочитал секс отношениям. И это была третья сторона: мне было обидно, что он скрывал от меня правду, неужели он сомневался, что я смогу это принять? Разве я дал какой-то повод, чтобы не доверять мне? Я бы никогда не смог его предать! Что ли, я не заслужил, чтобы он был со мной честен? Мне просто не нравится узнавать об этом так, как это получилось сегодня!

Он вернулся примерно через час и, как ни в чем не бывало, позвал меня спускаться. Машина ждет. Он прав, девочкам совершенно не обязательно знать, что между нами произошло, будем действовать по заранее составленному плану. План на сегодня включал Петалудес и страусиную ферму, никаких мифов, никакой истории, простая зоологическая программа, попытаемся стать ближе к природе. И это хорошо, я не чувствовал себя в силах развлекать всех байками.

Петалудес – это долина бабочек. В переводе с греческого означает "бабочки". Неожиданно, не правда ли? Там вообще-то обитает всего один вид бабочек, зато их там тыщи. А вот саму бабочку зовут действительно оригинально – медведица Гера. Еще ее называют крапчатый Арлекин, но медведица – прикольнее, у меня в голове еще зимой визуализировалась бабочка-медведица, и не спрашивайте, как она выглядит, чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй.

На самом деле медведицей ее называют из-за гусеницы, которая очень пушистая и похожа на медвежонка. Я ее погуглил и обнаружил, что похожа она, скорее, на ежика, но, во-первых, они разные бывают, эти бабочки, может, какая-то из гусениц и на медведя похожа, а во-вторых, возможно, все же мое воображение недостаточно зарабатывает, чтобы бабочку медведицей обзывать. У аффтара названия оно явно богаче.

Так вот, у этих бабочек, на самом деле, очень тяжелая судьба. Они в этом Петалудесе не живут, прилетают туда только на июль-август. И вовсе не на курорте отдохнуть. У них там миссия – активно трахаться. Чтобы в сентябре улететь и отложить яйца где-нибудь в другом месте. И не спрашивайте меня, почему. Я тоже считаю, что это дурдом – лететь куда-то за десятки километров спариваться, потом лететь обратно потомство выводить. Почему нельзя все сделать в одном месте? Да хоть бы в этой же вот долине. Она больше на ущелье похожа, на самом деле. Возможно, причина в том, что в долине гусеницам нечего есть? Вообще растительности здесь дофига всякой-разной – и деревья, и кустарники, и травка. Но если гусеницы очень привередливые и едят только какую-нибудь фиолетовую морковь и больше ничего, то их родителей, конечно, понять можно.

Вот почему, собственно, все ржут, когда я рассказываю даже такие скучные вещи? Что смешного в фиолетовой моркови-то?

– Между прочим, вся морковь когда-то была фиолетовой, – обиженно проворчал я. – Оранжевую морковь вывели голландцы, обкурившись какой-то особо забористой травы. В подарок своей правящей династии – Оранским. Они были родом из французской провинции Оранж и все у них было оранжевое – флаги, там, одежды, цвета футбольной сборной. Ну и решили, что морковь тоже лишней не будет.

И почему все ржут еще сильнее? Ну ладно, в Голландии трава забористая, но здесь-то чего они успели принять, мы только виноградом перекусили и по фрешу выпили.

– Ма-акс, – Светка сегодня сидит рядом с водителем, как меня научил мой опытный товарищ. – Он гонит, да? Или это правда?

Конец ознакомительного фрагмента.