За сбычу мечт, или Путеводитель по Родосу
Шрифт:
– Ну это он и есть. Эскулап – римский вариант, Асклепий – греческий.
– Ага. И что, он здесь жил?
– Не думаю. Хотя такой вариант возможен, потому что он воспитывался Хироном, а этот конь тут жил какое-то время, если верить одной из легенд. Более вероятно, что тут просто было какое-то святилище, посвященное ему. Но когда сюда приперся Павел со своим христианством, все языческие храмы были разрушены или переделаны в христианские.
– Дим, ты каждый раз так рассказываешь свои истории, как будто все эти люди действительно существовали, – сказала Марина.
– Какие люди?
– Ну все, герои мифов. Или вот Апостол Павел.
– Но они существовали.
– Ты в них веришь?
– Может быть, не в том виде, который дошел до нас, но совершенно точно, что какие-то прототипы у них были. Например, по поводу Павла,
– Ну хорошо, а как насчет Хирона? – спросила Света. Правильно, она же тут единственная, кто знает это имя. – Полукони-то уж точно не могли существовать.
– Во-первых, я не стал бы так категорично утверждать. То, что мы их не видели, не является доказательством их невозможности. Во-вторых, Хирон как личность наверняка существовал, хотя, скорее всего, был обычным человеком. Почему он дошел до наших дней полуконем – вопрос мифотолкования. Например, у меня есть знакомая, которую муж иначе как кентавром не называет, потому что она проводит за рулем по двадцать часов в сутки. Может, через тысячу лет в легендах она тоже каким-нибудь биороботом-кентавром предстанет.
Пока я разглагольствовал, мы въехали в маленькую беленькую деревушку Асклипио, запарковались на площади у церкви и выгрузились из машины.
– Ну давай, рассказывай. Это – церковь имени Асклепия? – попытался блеснуть интуицией Макс.
– Ты чем слушал? Не бывает здесь действующих церквей, посвященных языческим богам. В них же больше никто, кроме меня, теперь не верит. Официальная религия в Греции – православное христианство, как и в России. А данный храм посвящен замечательному событию – Успению Пресвятой Богородицы. Греки так радуются, что эта женщина, наконец, усопла, что этот знаменательный день у них объявлен национальным праздником, и 15 августа у них выходной.
– Ты что, помнишь даты всех греческих праздников? – изумилась Марина.
– А то! Я вообще крут! – нагло соврал я.
Просто, когда я готовился к поездке, пытался понять, застанем ли мы хоть один из местных праздников, и 15 августа было наиболее вероятной датой, когда мы сможем здесь быть, это единственный летний праздник. Потом так получилось, что этот день тоже остался в пролете. Но сам факт, что день чьей-либо смерти является праздником, меня позабавил, вот я и запомнил. Нет, я понимаю – праздновать Рождество. Или Воскресение. Да даже Вознесение можно. Но Успение? Праздновать? Это буддизм какой-то. Это у них на Востоке жизнь рассматривается не в своем бурном великолепии, а всего лишь как движение к смерти, ее триумфальному логичному завершению. Но в нашей Западной традиции смерть чаще всего считается досадным недоразумением, прерывающим такую великолепную жизнь. Поэтому я не понимаю, каким образом Успение Богородицы стало праздником.
Возле входа в церковь сидела… правильно, кошка. Чуть поодаль в кустах резвились котята – то ли два, то ли три, так и не удалось понять, они все были удивительно одинаковые.
Церковь эта замечательна тем, что она – самая старая на острове, 1060-й год. Для России это действительно древность, ведь даже Москва у нас ведет отсчет только с 1147-го года. Но Греция может похвастаться и более древними постройками. Правда, именно эта церковь была сильно перестроена во время турецкого завоевания, как-то не заботились турки о будущих туристах. А может, наоборот, заботились, – типа перестроим, а нас потом вспомнят недобрым словом.
Мы вошли внутрь церкви и тут же попали под обаяние ее служителя. Это был очень колоритный грек в возрасте, среднем между мужчиной и дедушкой, и он, обрадовавшись внезапным слушателям, тут же взял нас в оборот. Даже, скорее, не нас, а наших девочек. Пересказывая сюжеты местных фресок, он постоянно хватал их то за локоток, то за талию, поглаживал по спинке и чуть ли не по попке, и к концу экскурсии я уже отчетливо ощущал Светкино напряжение от его "целомудренных" прикосновений. Никто из нас не спешил ее спасать, потому что, в общем-то, рассказывал дедушка интересно. От его примитивных англоязычных конструкций герои фресок оживали, и мы видели все как наяву – от создания первого человека до Всадников Апокалипсиса. Такая библейская история в комиксах получилась. Нам было хорошо. Светке – не очень. Поэтому по окончании экскурсии она мстительно не положила мелочь в церковную копилку, не очень справедливо рассудив, что уже расплатилась своим телом.
– Ты, может, уже перестанешь тупить в экран и расскажешь нам что-нибудь? – воззвал к моей совести Макс, наш рулевой.
– Ревнует к айфону, – доверительно сообщил я, обернувшись к девчонкам.
– Нет, айфон к тебе, – парировал Макс.
На этот раз я возился с навигатором, такая прикольная штука оказалась – лучше всяких бумажных карт, задаешь маршрут и двигаешься себе по стрелочкам. Конечно, я прилип к экрану, надо же изучить все настройки и вообще…
– Тебе туда, – указал я на дорогу, круто забирающую в гору. – Сейчас мы с вами должны увидеть развалины одной из древних иоаннитских крепостей.
Мы их действительно увидели, когда дорога кончилась практически у стен, оставалось только чуть-чуть подняться.
– Иоанниты или госпитальеры – это такой средневековый рыцарский орден, – начал объяснять я. – Изначально предполагалось, что они должны лечить всяких больных и раненых, но потом это как-то забылось. Хотя вот здесь они довольно удачно к Асклепию присоседились, наверное, втирали местным жителям, что, мол, тоже врачи, все как один, поэтому давайте мы на вашей горе построим свою крепость, все равно там уже стоят какие-то развалины. Это храм Асклепия как раз имелся в виду. А поскольку что тот, что другие лечили примерно одинаково от балды, им все поверили и послали их камни таскать для крепости.
– И как же они лечили? – заинтересовались девчонки.
– О, божественный Асклепий лечил довольно оригинально – во сне. Причем, иногда не того, кто смотрит сон. В общем, система такая: заболеваешь ты, приезжаешь в специальное место с храмом (а их не дофига было, всего несколько штук по всей Греции, а у них тут тыща островов) и ложишься там спать. Смотришь сны, а потом пересказываешь их специальному толкователю. Толкователь назначает лечение. И вот однажды пришла к ним одна бедная женщина. А надо сказать, что спали в том храме вовсе не бесплатно, чтобы сон посмотреть, нужно было сначала дары там всякие принести. Ну и женщину эту даже пускать не хотели, куда, мол, ты с таким свиным рылом. Но она там что-то выдала такое, вроде "дайте хоть воды напиться, а то так есть хочется, что и переночевать негде", в общем, оказалась она как-то в храме и немедленно там на пол упала и заснула, чтобы не выгнали. Просыпается она такая и давай всем втирать – мне, мол, сам Асклепий во сне явился и велел идти к вашему дядьке местному, забыла, как зовут, у него еще денег дофига. Панайотис что ли? – спрашивают. Точно, он, – говорит. И табличку с письмом из-за пазухи достает, Асклепий, мол, передать ему велел. Тут у всех приступ богопочитания случился, не каждый же день Асклепии являются лично, пусть и во сне, пошли они всем храмом вместе с прихожанами, уборщиками и кошками к Панайотису, пали перед ним ниц и говорят – письмо, мол, тебе орел наш благородный Асклепий прислал, и тетка ему такая подает, кланяясь. Он говорит – вы че, дураки, что ли, я же слепой, да и читать не умею. Тетка – ниче не знаю, сказали тебе отдать, там все написано, и на словах велели передать, что если что не так, убьет на месте. Панайотис на всякий случай с места того сошел, на котором стоял, ну чтобы не убило, табличку взял так осторожненько, к глазам поднес, и… свершилось чудо! Самым волшебным образом слепой вдруг прозрел, а неграмотный научился читать. Читает он такой вслух: надо выдать этой женщине с табличкой две тысячи золотых монет, а иначе будешь казнен нынче на закате служителями моего храма. Служители от возложенной на них миссии подбоченились, приосанились, друг с другом зашушукались, какую бы казнь позаковыристее придумать. "Эй, стоп, стопэ! – кричит Панайотис. – Я еще не сказал "нет". Ну и – куда ему деваться-то – так и отдал той тетке две тысячи, свидетелей-то вон сколько, и не прикопаешь ее в ближайшем лесочке по-тихому. И только когда она свалила с деньгами обратно туда, куда – никто не знал, один маленький мальчик вдруг спросил: а чем, собственно, была гражданка больна? Но ответа на этот вопрос история не сохранила. Равно как и на вопрос, излечилась ли она от этого или так и не помог ей Асклепий.