За секунды перед бурей

Кипарисова Елена

Было видно, что женщина не оценила моей шутки и думает, как тактично продолжить наш разговор.

– Если он бывает груб, то не суди его строго, - машина замедлила свой ход, и она посмотрела на меня.

– Он не бывает груб, - постаралась заверить ее я. И это была чистая правда. Но как сказать его матери, что нам с ним просто не по пути, после того как вся его семья была ко мне так добра? Меня начала мучить совесть.
– Вы его хорошо воспитали. Думаю, мы нашли с ним общий язык.

Как же фальшиво это звучало, особенно после прошедшей ночи. 'Общий

язык' - какое точное определение тому, что было между нами в моей спальни.

Остаток пути мы провели в молчание. Наверное, мне удалось успокоить ее материнское сердце, но на душе от этого не стало легче. Я чувствовала, что обманываю ее доверие, более того, просто использую. Но ничего не могла поделать. Слишком поздно было для правды. Моя паутина лжи становилась все больше, а я как глупая муха попалась в ее сети и, сопротивляясь, лишь сильнее путалась в ней.

Миссис Ньюбелз решила пождать в машине и дать мне возможность побыть с подругой наедине. Когда я вошла в палату, то увидела мать Марины, рядом с кроватью дочери, креспко держащую ее за руку. Она удивленно посмотрела на меня, а потом улыбнулась и кивнула в знак приветствия. Подруга спала. Женщина тихонько встала и подошла ко мне. Мы вместе вышли в коридор, чтобы не разбудить девушку.

– Я рада, что ты пришла. Марина о тебе уже спрашивала. Она пока спит. Надеюсь, ты сможешь подождать?

– Да, конечно. Я побуду с ней, а вы можете отдохнуть, - кивнула я.

– Тогда я, пожалуй, выпью кофе и, наконец, покурю.

Мать Марины поспешно вышла из приемной, а я вернулась в палату, старясь по возможности не шуметь.

Подруга казалось такой ранимой на этих белых простынях. Рядом стояла капельница, тонкая игла которой впивалась ей в вену. Ссадины начали затягиваться, но рана на голове была перебинтована. Я увидела огромный синяк, фиолетово-бурым пятном расположившийся на ее скуле. Ее спасло чудо.

Как только я присела рядом, ресницы девушки затрепетали, и она открыла глаза, стараясь сфокусировать взгляд на мне.

– Я чувствую запах твоих духов. Ненавижу их, - она улыбнулась, слегка сморщившись от боли. Ее голос был хриплым и очень тихим.

– Прости, что так вышло, - прошептала я, готовая расплакаться от увиденного. Только я одна была виновата в том, что она попала в больницу.

– О, прекрати, - застонала подруга.
– Только не нужно слез. Мне хватает и мамы. Я жива и это главное. Тем более мне сказали, что это ты меня нашла. Не последуй ты за мной, кто знает, когда меня бы обнаружили на этой проселочной дороге. Нет, подруга, я тебе жизнью обязана.

– Если бы не я тебя бы там и не оказалась, - спорила я, сдерживая слезы.
– Ведь я знала, что этот клуб дурацкая затея.

– Было весело до определенного момента, - усмехнулась подруга.
– Вот только почему я так мало помню?

Я на всякий случай осмотрела палату, чтобы никто не подслушивал. Мы были здесь совсем одни.

– Потому что кому-то нужно меньше пить. Ты на ногах не стояла, - ответила я подруге на ухо.

–

Ах, вот оно что. Это все Миша меня спаивал. Господи, там было столько разных коктейлей, что даже в радуге меньше цветов.

– Он приходил?
– спросила я, вспоминая глуповатого парня в спортивном костюме и с минимум хороших манер.

– Нет, - надулась подруга, но вон те цветы от него.

Только сейчас я заметила множество букетов, занимавших все ровные поверхности в палате и наполнявших комнату сладкими цветочным ароматами. Марина указала на маленькую корзинку из одной розы и огромного количества зелени. Это была не лучшая композиция из всех, но была настоящим достижением для такого парня. Отчасти, я начала его даже уважать.

– Я хотела спросить, - начала осторожно я, но тут же запнулась, побоявшись реакции подруги.

– Что я помню о своем похищение, так?
– она взяла меня за руку и немного сжала ее.
– Ты об этом хочешь спросить?

Я кивнула.

– Если тебе не больно об этом вспоминать.

– А нечего вспоминать. Я почти ничего не помню из этой ночи. Последнее мое воспоминание - это страстный поцелуй с Мишей в клубе, когда вы ушли танцевать. А потом пустота, - призналась подруга.
– Только позже какая-то вспышка в салоне машины. Правда, я не совсем уверенна, что это было на самом деле, а не мое воображение придумало это. Я помню три черные фигуры рядом, меня крепко держат за руки, не позволяя даже шевелиться. Свет очень яркий, просто слепит. С меня сдергивают парик. Какой-то шум рядом. Мужские голоса о чем-то громко спорят, а потом резкий порыв холодного ветра, ощущение полета и темнота. И вот я очнулась уже в больнице. Рядом рыдающая мать и обезумевший отец.

Я внимательно слушала подругу, но ее рассказ ничего не прояснил для меня. Она тоже ничего не видела. Ни номеров, ни лиц. Она даже не слышала, о чем они говорили мужчины в фургоне.

– И что удалось выяснить?
– спросила я, разглядывая ее содранную ладонь с поломанными ногтями с остатками малинового лака.

– Ничего. Отец задействовал все свои связи, но в ответ лишь тишина. Не думаю, что их найдут.

Я была совершенно с ней согласна. Их план, какой бы он ни был, являлся беспроигрышным. Темная ночь, пьяные подростки, никаких свидетелей. Только добились ли они чего хотели или предпримут очередную попытку? Я молилась, чтобы нас с Мариной это больше не коснулась, но в глубине сердца понимала, что плохое бродит рядом, готовясь нанести очередной удар.

– А где черт побери были наши мальчики?
– вдруг вспомнила подруга, взмахнув рукой и случайно задев капельницу.
– Черт.

– Я только говорила с Андреем по телефону и то пару секунд. Он позвонил, когда мы уже были в больнице. Сказал, что они с Мишей погнались за каким-то парнем, который попытался их ограбить у клуба. А когда вернулись на парковку, нас там уже не было. Странно все это.

– Может, их просто отвлекли?
– предположила подруга.
– Это уже, кстати, похоже на план.