За семью замками. Снаружи
Шрифт:
— В квартире есть кто-то?
Костя спросил, игнорируя лепет мужика, которому реально лучше бы тогда самому сходить заплатить за коммуналку, потому что так бы просто сдох по-быстрому, а теперь малой кровью не отделается.
Сеня не ответил — вероятно, язык к небу прилип. Но головой замотал.
— Вот и славно. Им же лучше.
Костя поддернул рукава толстовки, продолжая идти на мужчину. Когда тот уперся в стену, сделал еще шаг, остановился достаточно близко, чтобы видеть, что у отчима Агаты дергается глаз, дрожат губы… Почувствовать
— Подожди…
Видимо, Костя смотрел слишком красноречиво. Потому что дрожь мужчины усилилась. И запах тоже.
Сеня выставил вперед руку, почти касаясь ткани…
Но вовремя одумался, потому что только ускорил бы момент, когда станет больно. Очень-очень больно. А потом еще больней. И еще больней. И еще…
— Я денег дам. Вам. Двоим. Много. Давайте договоримся, пацаны… Вы скажите шефу своему, что отмутузили. Проучили. А я вам дохера денег дам. Пиво на год обеспечу. И на сиги останется. Добазарились?
Сеня даже улыбнуться попытался, перешел резко на какой-то дикий жаргон, вероятно, посчитав, что перед ним — две туповатые шестерки.
Это было забавно.
Настолько, что Костя тоже усмехнулся. Оглянулся на Гаврилу, который продолжал стоять, подпирая спиной дверь, держа руки на груди. Расслабленный. Готовился наблюдать. Любит, лентяй такой, когда работать приходится другим… Особенно, когда работать приходится Косте.
— Добазарились, как думаешь?
Костя спросил, Гаврила плечами пожал.
— Сам решай, Стрела, — даже погоняло вспомнил. Из далекой-далекой прошлой жизни, чем заставил Костю улыбнуться шире. — У меня вроде на сиги есть. Спасибо шефу…
Гаврила достал пачку из кармана, покрутил, спрятал обратно…
Оба знали, что играют на нервах мужика пиздец как напряженно. Обоим было не просто похуй — в радость.
Костя медленно обернулся снова, прошелся взглядом по трясущемуся телу, вперил глаза в лицо мужика…
— Есть на сиги, видишь… Так что не договоримся. Пиздить тебя придется.
Сказал с улыбкой, с улыбкой же въехал кулаком в солнечное сплетение, заставляя согнуться вдвое, получая от этого истинное удовольствие.
И, не давая Сене ни вздохнуть, ни откашляться, взял за шею, снова выравнивая и вжимая в стену.
Уже без улыбки смотрел, отмечая, что страха во взгляде отчима Агаты становится больше, понимания тоже…
— Боли боишься?
Костя спросил, Сеня закивал, насколько мог. Наверное, надеялся, что если будет честным и реагировать быстро — над ним всё же сжалятся. Но Костя — не о жалости, когда речь не об Агате. Поэтому…
— Отлично. Боли будет много.
Глава 20
Прошло два месяца.
Состояние беременности, будни беременных, их переживания, поднимаемые ими темы, повышенная сентиментальность и прочая сопровождающая это «прекрасное состояние» лабуда всегда вызывала у Агаты только желание закатывать глаза и держаться
Не то, чтобы жизнь когда-то подбрасывала ей реальную возможность оказаться глубоко погруженной в процесс… Откуда, если она почти до двадцати четырех общалась интимно только с собственными пальцами? Если у нее не было ни подруг, ни знакомых даже? Но просмотренных фильмов и прочитанных книг, а еще историй из Сети хватило, чтобы Агата утвердилась в уверенности: это не для нее. И хорошо.
Но прошло всего-ничего и…
К концу осени живот стал уже заметным не только для Кости и не только, когда она раздета. Он притягивал к себе взгляды немногих служащих и Гаврилы, который только улыбался тепло… Непроизвольно заставляя Агату стыдиться.
Потому что в мире существовало два человека, которые знали: она собиралась позволить выскоблить из себя человека, которого сейчас… Не прямо-таки уже любила до полного разложения мозга, но с которым сроднилась. Макс стал совсем ощутимым. Ему было просторно, он во всю упражнялся. Агата это чувствовала, она получала от этого удовольствие. Делилась с Костей, а потом затаив дыхание следила, как по-детски непосредственно радуется он.
Случается это редко, потому что с каждым днем свободного времени у Гордеева оставалось всё меньше. Теперь он мотался по регионам. Общался с избирателями, посещал предприятия, выступал на региональном телевидении.
Агата пыталась хотя бы слегка вникнуть в его график и специфику деятельности, но запуталась сразу же. Списала на то, что всему виной умственная расслабленность беременной, потому что признавать себя просто тупорылой как-то не хотелось.
Но итог это не меняло.
Костя бывал дома редко. Если в неделю три ночи он с ней — им фартонуло. Но фартило не всегда.
По Косте видно было, что такое состояние вещей и ему не очень нравится, но он по-прежнему был полон амбиций. А Агата решила, что женой она будет… Терпеливой.
Если ему нужно это — пусть стремится. От нее это стремление не требует ничего, кроме обеспечения ему спокойствия, что дома всё хорошо.
Агата старалась его давать. А себя занимать. Стерва Павловна, как по-прежнему ласково называл врачиху Костя, была мастером давать домашние задания, исполнения которых занимало у Агаты уйму времени.
Остальное она тратила на то, что считала важным сама.
Ну и как-то… Жили, в общем.
Привыкали. Становились ещё ближе. Пусть изредка, но катались снова. Уже на красненькой. Костя наконец-то был доволен. Агата наконец-то заценила подарок.
Много говорили. Гуляли на речку.
Костя намекал, что ей бы попробовать хотя бы со специалистом пообщаться, но Агата держала оборону. Она пока не хотела. Не отрицала эту возможность в принципе, но пока видела свою терапию в другом. Училась обсуждать с Костей то, что не обсуждала ни с кем и никогда. Потихоньку продвигаясь в сторону абсолютного доверия, чтобы, возможно, рассказать когда-то всё без утайки.