За семью замками. Снаружи
Шрифт:
Через три недели у Гордеева была запланирована поездка для встречи со следаком. Они уже общались по телефону. Мужчина на Костю впечатление произвел странное. Загадочный больно. Будто изо всех сил пытается завлечь… А с ним так не надо. Он хотел чётко и по делу. Но опять-таки сдерживался и не отменял. Гаврила прав: нужно послушать и либо убедиться, что его информация — пустышка. Либо сложить наконец-то полную картину в голове.
Звук звонка собственного мобильного давно и безнадежно раздражал. Но особенно сильно,
Отрицая реальность, Костя несколько минут продолжал сопротивляться, держа глаза закрытыми, а руку расслабленной на животе вжавшейся в его тело попой Агаты.
Пока не проснулась она, пока не повернулась, приподнялась на локтях…
— Кость, звонят…
Агата сказала тихо и хрипло, Костя не сдался.
Перевернулся на живот, отвернулся от Агаты, закрыл ухо рукой…
Слышал, что она вздыхает, осознав, что муж идет в отказ, сама тянется через него за телефоном, чертыхается, потому что экран светит слишком ярко, а потом толкает в бок настойчиво.
— Гаврила, Кость…
И говорит громче.
Наверное, звони сейчас хоть черт, хоть бог, Костя не взял бы. Но на «Гаврила» отреагировал моментально.
Поднялся на локтях резко, скользнул уже трезвым взглядом по продолжавшей кривиться Агате. Забрал из её рук трубку, прижимаясь на секунду губами к голому животу, на котором сбилась футболка, уловил еле-заметную улыбку, а потом поднес к уху мобильный, принимая вызов.
— Алло, — сказал, на автомате делая тише и перекладывая от одного уха к другому — чтобы меньше лишним ушам тревоги. Потому что просто за жизнь перетереть Гаврила бы ночью не звонил.
— Алло, Кость. У меня проблема. И мне нужна твоя помощь.
Гаврила говорил отрывисто. Чувствовалось, что ему неудобно. А еще, что он злой очень. Такое случалось с ним редко. Слишком спокойный по жизни. Слишком ко всему относится философски… А значит…
Костя сначала сел на кровати, отвернувшись от Агаты, уперся локтем в колено, в ладонь — лбом. Смотрел на свои босые ноги и готовился слушать… Да о любой жопе, на самом-то деле…
— Это говно избило Полю. Она в плохом состоянии. Может ребра сломаны. В больницу ей нельзя, как ты понимаешь. Отца я к ней не подпущу. Мне нужно безопасное место, куда не сунутся… Я на въезде в поселок.
Костя зажмурился, вжимая пальцы в глаза. В голове выстроился частокол из матерных слов. И абсолютное понимание — тут без вариантов.
— Я предупрежу охрану. Ты врача вызвонил уже?
— Вызвонил.
— Хорошо. Я встречаю.
Костя скинул, встал с кровати, пошел в сторону гардеробной…
— Кость, что случилось? — Агата подтянула подушку, села, провожая его взглядом.
Наверное, ей сходу надо было что-то ответить. Улыбнуться там. Пошутить. Успокоить. Намекнуть, что гонять в туалет трижды за ночь — не исключительно её беременное право.
Но
Вот что за блять? Только этого им сейчас не хватало.
Лишь бы не навернулась… И лишь бы Гаврила уже не наворотил…
Немного продышавшись, Костя вернулся в спальню. Подошел к кровати, на которой Агата так и сидела — настороженно глядя на него, неосознанно водя по животу. То ли малого успокаивая, то ли себя.
Позволила Косте поцеловать себя в губы, ко лбу прижаться.
Ничего не говорила, пока Костя еще и так дышал, возвращая самообладание.
Потом оторвался, посмотрел в глаза, сказал:
— В спальне будь. Хорошо? Я спущусь на время. Ничего страшного. Просто не выходи. Спи. Договорились?
По ее взгляду понятно было, что нифига они не договорились. Что он хотел успокоить, а только больше напугал, кажется. Но главным сейчас было, чтобы не высовывалась. Скорее всего, там зрелище будет не для беременной девочки, пережившей в детстве то, что врагу не пожелаешь.
— Будь умницей, Замочек. Пожалуйста…
Костя сказал уже у двери, обернувшись. Агата кивнула, глядя вслед абсолютно трезво. Без намека на сон.
Спускаясь по лестнице, Костя набирал охрану. Когда к нему навстречу вышел удивленный Бой, бросил строгое: «место, Бой. Понял меня?».
И хоть тут, кажется, договориться получилось без лишних вопросов.
Дог затормозил на полпути, пошел назад. Костя же следил, как сначала разъезжаются ворота, а потом на территорию заезжает автомобиль.
С водительской стороны выходит Гаврила.
Сплевывает, огибает машину, открывает пассажирскую дверь.
Склоняется, говорит что-то, выставляет руки…
Поля на них опирается…
Уже хорошо.
Даже выходит сама… Пусть и держится за бок, но выходит…
Гаврила забрасывает на шею её руку, приобнимает… Но долго идти она не может. Где-то на третьем шаге запинается, кривится…
И Костя готов поклясться, что в этот момент Гаврила цедит что-то ругательное. Скорее всего, обещание убить, если ещё нет. А потом подхватывает на руки, чтобы дальше нести.
Костя идет к двери, осознавая, что в голове сейчас крутится абсолютно неуместная мысль: Полина Павловская по изначальному плану должна была попасть в его дом совсем не так.
— На диван давай…
Костя зажег свет, пропуская Гаврилу в дом. Тот кивнул, прошел вглубь, неся на руках натуральным образом избитую, то и дело кривившуюся Полину.
С кровоподтеками на красивом лице. С разбитыми алыми губами.
И даже ему — Косте — смотреть на это почему-то было неприятно, хотя он-то в жизни видел всякое.