За Синей рекой
Шрифт:
– Я тоже знаю один случай, – перебила фея. – Одна девочка что-то знала, но не хотела рассказывать остальным.
– Может быть, эту девочку попросили ничего не рассказывать! – заявила Марион. – А эта девочка, кстати, никогда не выдает своих друзей!
– Удивительный случай, – заметила фея. Она протянула руку и быстро выхватила Людвига из-за пояса у Марион. – Ну-ка, иди сюда, дружок. Дай-ка взглянуть на тебя поближе…
– Не трогайте! – закричала Марион.
Людвиг висел в пальцах феи и тускло таращил на нее глаза-пуговицы.
– Хватит притворяться, – приказала она. – Как тебя зовут?
Людвиг шевельнулся и хрипло ответил:
– Ну… сенешаль его величества короля Ольгерда Первого, герцог Айзенвинтер унд Фимбульветтер. Ну что, довольны, любезная госпожа? Разоблачили? Не зря называют вас Упрямой Феей… Радуйтесь теперь.
– Оно живое! – завизжала Гиацинта.
– Ой, а как это сделано? – заинтересовался Гловач.
– Ну и времена пошли, – проворчал пан Борживой. – Герцог, гляди ты! Эх, с таким рыцарством лавочников не одолеть… Да, измельчали нынче герцоги, так чего ж от графья да баронья ожидать!
– Феноменально! – вскричал Штранден.
– Людвиг-Готфрид-Максимилиан! – засмеялась фея. – Так это вы?! Вот вы куда, оказывается, исчезли! А мы, представьте себе, только что вас вспоминали… Ах, озорник! Ну, затейник! Всегда-то вы отличались изобретательностью, но такого способа втираться в доверие к девушке я еще не встречала!
– Я не втирался! – возмущенно забился Людвиг в руках у Изолы. – Как вы могли такое про меня!.. Между прочим, она все знала!
– И не надо клеветать! – закричала Марион, покрываясь пунцовым румянцем. – Отдайте лучше Людвига! Он любит другую, кстати!
Гиацинта широко раскрыла глаза.
– Так вот он какой… Людвиг… – прошептала она. – Вот почему он таился! Вот почему похоронил страсть в самой глубине своего истерзанного сердца!.. – И из прекрасных темно-синих глаз Гиацинты медленно потекли слезы.
– Можно его пощупать? – попросил Гловач. – Из чего он сделан?
– Тещу свою будешь щупать, – огрызнулся Людвиг.
– Милый, бедный герцог, – задумчиво произнесла фея. – Как же это вас угораздило?
– Какая разница, – ответил Людвиг. – Угораздило и все. Это все Косорукий Кукольник. Без него я бы вовсе растворился.
– Ну, Косорукий Кукольник совсем распоясался! – сердито заметила фея. – Вообразите только, милый герцог, с полсотни лет назад мы с ним встречались в Смарагдовом лесу. С тех пор, кстати, и носу не кажет! Он явился сюда в какой-то рваной парчовой рубахе и венке из белых лилий, одетом набекрень. Был крепко пьян, шествовал по лесу в сопровождении очень шумного кукольного оркестра, а между ног держал деревянную лошадку, которая непрерывно задирала морду и ржала. Мы танцевали с ним кадриль, качались на качелях, бросались опавшими листьями. Наутро он исчез. И ни словом, негодяй такой, не обмолвился о том, что видел вас!
– Видел, – горестно сказал Людвиг. – Да он не просто меня видел! Все это время я лежал у него в мешке.
На лице феи показалась мечтательная улыбка.
– Ну, может быть, не такой уж и бессердечный… Впрочем, не о нем сейчас речь. Что мне с вами делать?
– Ах, дорогая Изола, делайте что хотите.
– Хорошо, – кивнула фея. – Именно так я и поступлю.
– Простите… Вы будете его… превращать? – осведомился Штранден. – Я бы хотел просить разрешения присутствовать при эксперименте.
– Мы все готовы помочь, если надо, – вмешалась девица Гиацинта, слегка отстраняя философа, и со значением посмотрела Изоле в глаза. – Лично я готова работать день и ночь. Я вообще очень трудоспособна.
– Понадобится роса, – сказала фея. – Будем собирать ее в кружки и фляжки. Да, я думаю, роса сохраняет память лучше всего.
– Какую память? – заинтересовался Штранден.
– Растворяясь, тело уходит в воздух, в землю, в росу… Оно не исчезает. Не расточается в общепринятом смысле этого слова. Но воздух слишком переменчив, а у земли полно своих забот. Если вы ищете того, кто покинул вас, спрашивайте росу. И может быть, в ее каплях сумеете разглядеть…
Кандела наотрез отказался участвовать в том, что он назвал «непролазной глупостью», и добавил при этом, что в существование фей верят только дураки и дети.
Всем остальным затея пришлась по душе. Даже пан Борживой нацедил полкружки, а потом как углядел в росинке неведомо как отразившееся там узкое лицо в обрамлении золотых перьев, так и плюхнулся на землю.
– Фея-то не соврала… – прошептал он подбежавшему Гловачу. – Там отражается…
– Кто? – встревожился Гловач и сунул длинный нос в панскую кружку.
Борживой ревниво отодвинул кружку в сторону.
– Ты глаз-то шустрый не запускай! Она там отражается, понял? ОНА!
– Кто? – Гловач беспокойно поглядел на своего пана.
– Жар-Птица! – выдохнул Борживой жарко.
Гловач с облегчением перевел дыхание.
– Вот оно что! Мне тоже одна девчоночка привиделась в росе… Не судьба.
Пока шла суета со сбором росы, Упрямая Фея Изола переходила от росинки к росинке, заглядывая в каждую и спрашивая о Людвиге.
Когда взошло солнце, Марион подступилась к ней.
– Как вы думаете, получится? – спросила девочка. – Кстати, если не получится, то все будет плохо.
– Попробовать не мешает, – отозвалась фея. – Выливайте росу вот сюда. – Она указала на траву перед собой.
– Лейте аккуратно, – беспокоилась Гиацинта. – Не расплескивайте по сторонам. В таком деле небрежность недопустима.
Тряпичный Людвиг сидел на руках у Изолы и время от времени бросал на Марион растерянные взгляды.
– Можно, я попрощаюсь с ним? – попросила девочка. Она поцеловала Людвига в тряпичный нос и шепнула: – Не бойся, Людвиг. Ты все равно останешься моим самым лучшим другом, если захочешь.