За синим горизонтом событий
Шрифт:
В этот момент старый Питер Хертер умер. Но с его смертью наши страдания не кончились. Они только начали уменьшаться. Я не мог бы и представить себе, каково оказаться в мозгу умершего, когда он чувствует, как остановилось сердце, расслабились внутренности, и неизбежность смерти проникла в мозг. Это длится гораздо дольше, чем я мог поверить. Это происходило все время, пока я поднимался в корабле на маленьком водородном двигателе в пространство, где можно пустить в ход главный двигатель хичи. Я с большим трудом поворачивал тугие колеса курсоуказателя, пока не появился набор цветов, которому научил меня Альберт.
Затем я сжал сосок двигателя
Звезды начали сходиться. Ни один корабль теперь не мог остановить меня. Более того, я сам не мог этого сделать.
По всем данным, которые собрал Альберт, путь должен был занять двадцать два дня. Не очень долго, особенно если вы не втиснуты в корабль, забитый до предела барахлом Для меня место было более или менее приемлемым. Я мог вытянуться во весь рост. Мог встать. Мог даже лечь на пол если бы случайные движения корабля подсказали мне, где низ, и если я не возражал против того, чтобы изогнуться змеей между металлическими деталями. Что я не способен был сделать в течение всех двадцати двух дней пути — это передвигаться дальше чем на полметра в любом направлении — ни для еды, ни для сна, ни для туалета, ни для чего.
У меня было достаточно времени, чтобы вспомнить, как ужасны полеты в кораблях хичи, и прочувствовать это полностью. Немало было времени и для того, чтобы учиться. Альберт позаботился записать для меня все данные, которые я не додумался спросить у него, и я мог просматривать эти записи.
Они были не очень интересны и преподносились просто. PMAL-2 — сплошная память: много мозга, но мало изображения. И трехмерного экрана у меня тоже не было, только плоский экран системы в очках, которую недолго выносили глаза. Альтернатива — экран размером в ладонь.
Вначале я ничего этого не использовал. Лежал, спал, сколько мог. Отчасти приходил в себя после травмы от смерти Питера. Ощущение было, будто я пережил собственную смерть. Отчасти экспериментировал — позволял себе чувствовать вину и страх, тем более что у меня были все причины испытывать и то и другое. Я давно понял: есть чувство вины, которое я встречаю с радостью мазохиста. Это невыполненные обязательства. У меня их множество, начиная с Питера Хертера — он, несомненно, был бы сейчас жив, если бы я не выбрал его для участия в экспедиции, и кончая Кларой в ее застывшей черной дыре. Впрочем, я всегда мог припомнить множество других. более мелких провинностей.
Но эта забава быстро приелась. К своему величайшему удивлению, я почувствовал, что вина больше не заполняв1 меня целиком. Этим был занят только первый день.
Тогда я обратился к компьютерным записям и позволил Полу-Альберту, медлительной полуживой карикатуре программу, которой я пользовался и любил, прочесть мне лекцию о принципе Маха, о чертовых числах, о различных любопытных астрофизических теориях, о которых раньше не имел понятия. Я слушал не очень внимательно, просто позволил голосу говорить. И это заняло второй день.
Потом из того же источника я стал пополнять свои знания о Мертвецах. Почти все это я уже слышал раньше, но прослушал снова. Больше мне делать было нечего, и так прошел третий день.
Затем последовали смешанные лекции о Небе хичи, о происхождении Древних, о возможных стратегиях в обращении с Генриеттой, о риске, которому я подвергался. И так прошли третий, четвертый и пятый дни.
Я начал гадать, чем заполню все двадцать два, поэтому вернулся назад и прослушал записи снова. Так прошли шестой, седьмой, восьмой, девятый и десятый дни. А на одиннадцатый...
На одиннадцатый день я полностью отключил компьютер, улыбаясь от предстоящего удовольствия. Это был день середины пути. Я висел в ремнях безопасности, с нетерпением ожидая единственного события, которое может произойти в этом тесном и утомительном полете, — взрыва золотых искр в кристаллической спирали, что будет означать поворотный пункт. Я не знал точно, когда это произойдет. Вероятно, не в первый час суток. Так оно и оказалось.
Скорее всего не во второй и не в третий... и действительно, в эти часы ничего не произошло.
Затем выяснилось, что не в четвертый, не в пятый и не в один из последующих. Этого вообще не случилось на одиннадцатый день. Кстати, и на двенадцатый. И на тринадцатый. И на четырнадцатый...
Когда я запросил компьютер, не хотелось считать в уме, он Дал ответ, который мне не следовало узнавать.
Слишком поздно.
Даже если поворотный пункт настал бы в любой момент — пусть в следующую минуту, — у меня не хватило бы ни воды, ни воздуха, ни пищи до конца.
Можно было попытаться сэкономить. И я вовсю пытался. Не пил, а увлажнял губы, спал, сколько мог, дышал как можно мельче и реже. И наконец, поворотный пункт был достигнут — на девятнадцатый день. На восемь дней позже.
Я ввел данные в компьютер и получил четкий и ясный ответ. Поворотный пункт пришел слишком поздно. Через девятнадцать дней корабль, возможно, прилетит на Небо хичи, но без живого пилота. К тому времени я уже дней шесть буду мертв.
14. Долгая ночь снов
Когда Джанин начала разговаривать с Древними, они перестали для нее быть на одно лицо. На самом деле они были совсем не старыми. По крайней мере те трое, что чаще других сторожили ее, кормили и отводили на долгие полные снов ночи. Древние научились называть ее Джанин, во всяком случае, произносили что-то близкое к этому. Их собственные имена были слишком сложны, но у каждого была краткая форма — Тар, Тор и Хоэй, и они отзывались на них —при необходимости или для игры. Древние были игривы, как щенки, и столь же усидчивы. Когда Джанин выходила из ярко-синего кокона, потрясенная и вспотевшая от еще одной пережитой жизни и еще одной перенесенной смерти — с урока или курса, предписанного ей Древнейшим, — всегда рядом оказывался один из троих наставников, гладил ее и ободряюще что-то бормотал.
Но этого было недостаточно! И вообще ничто не могло сгладить или смягчить то, что происходило во снах снова и снова.
Жизнь здесь не баловала Джанин разнообразием — каждый день одно и то же. Несколько часов беспокойного, не приносящего отдыха сна. Затем немного еды. Иногда игра в притрагивания и щекотку с Тором и Хоэем. Редко ей давали возможность побродить по Небу хичи, но всегда под охраной. Потом Тор, Хоэй или кто-нибудь еще начинал мягко тащить ее к кокону и укладывал в него. И тогда Джанин на долгие часы, которые казались целой жизнью, превращалась в кого-то другого. И какие это были странные личности! Мужчины. Женщины. Молодые. Старые. Безумные. Калеки. Все они были очень разные. Ни один из них не являлся вполне человеком. Большинство вообще не были людьми, особенно самые ранние, самые древние.