За сокровищами реки Тунгуски
Шрифт:
От главного, товарного трюма, носовой отсек [1] отделялся глухой переборкой. За массивными балками креплений шпангоута [2] — тесные закоулки, заваленные просмоленной паклей.
— Слушай, — предложил Петя, — заберемся туда! В пакле в этой мягко, как в постели, и никто не увидит нас!
Сделали далее репетицию на случай тревоги. Петя ложился за балки, к самой стене и зарывался в паклю.
1
Обычно трюм корабля или баржи имеет несколько отделений, отгороженных непроницаемыми для воды стенками. Такие отделения называются отсеками.
2
Шпангоут — изогнутые брусья корпуса корабля, к которым прикрепляются доски боковой обшивки.
А пароход тем временем разошелся. Слышно было, как шлепали волны в борта, как журчанием бежала вдоль баржи вода.
Теперь, как всякие устроившиеся пассажиры, ребята подумали о своем дорожном хозяйстве.
Путь им предстоял не короткий — дней десять надо было плыть до Туруханска.
Взялись за походную сумку — в ней сухарей дня на четыре. И маленький кусочек сала».
— А вода-то где!? — ужаснулся Петя.
Да, воды у ребят не было ни капли!
— Вот так штука, — уныло протянул Николай, — завтра же вылезать придется…
— Поди отдуют? — осведомился Петя.
— Отдуть не отдуют, а на первой же пристани высадят…
— Вот тебе и север! — заключил Петюха.
Оба очень опечалились.
— Эх, часов то нет! — жалел Петя, — день ли сейчас или ночь — не знаем!
И даже сколько времени прошло от начала плавания — не знали, потому что вскоре после посадки заснули и спали, должно быть, очень долго.
По прежнему ровно шел пароход, и шумно бились об нос баржи рассекаемые волны.
— Здорово хочется пить! — вспомнил Петюха.
Он, как более слабый, сразу же поддался жажде, мучительно думал только о воде и этим еще более растравлял жгучее желание пить.
— Потерпим, Петя, — печально уговаривал Николай.
— Долго ли терпеть-то, — стонал Петюха, — все равно, не дотерпим, помрем! Так ли, сяк ли, наверх вылезать придется. Полезем, Никола, сейчас? Уж больно мне трудно…
Понимал Николай безысходность положения и нечем было ему ответить на речи товарища.
И все-таки хотелось подождать. Хоть на полчаса отдалить минуту бессильной сдачи!
Ушел он к самому носу баржи, уткнулся лбом в прохладную ее стенку. Слушал, как бьется снаружи кипучий бурун волны. Слушал и теребил машинально пучок пакли, заткнутый зачем-то в стену, над его-головой.
И вдруг, пучок выдернулся, и в темноту ударил ослепляющий луч голубого света!
Перед самым лицом
— Петюшка, Петюшка, — питье! — крикнул он товарищу.
Через минуту дрожащими руками развязывали ребята походную сумку. Достали узкую жестяную баночку, в которой хранилось немного дроби.
Петя отрезал кусок хорошего, прочного шпагата, припасенного для перемета. Проделали дырочки в краях банки, привязали прочно шпагат, и получилось игрушечное ведерко! — Котенка напоить разве! — пошутил Николай.
Сбросили сквозь отверстие банку в реку и удерживали шпагат, пока не потянуло его тяжестью наполнившей банку воды. Тогда осторожно начали поднимать.
Самое сложное было втащить обратно коробку через дырку, просверленную для баржевого каната.
Баночка наклонилась, и половина воды пролилась. Оставшейся хватило на два глотка, и ребята разделили их между собою.
Благодатная влага сразу прояснила затуманенные головы! Через окошечко было возможно наблюдать и реку и берег. И ребята часами простаивали около спасшего их отверстия.
Изредка пароход останавливался брать дрова. И тогда очень хотелось выскочить вместе с матросами на залитый солнцем берег, в смолистую тень лиственничного бора.
Эх, и потаскали бы они эти желтые, словно из воска сделанные, поленья!
Но, увы, вылезти было нельзя…
Проехали ребята Енисейск и с’ели последний свой сухарь.
2
КРУШЕНИЕ
Посмотрел сквозь отверстие Петя — ох, широкий стал Енисей! Километра три, а то и четыре от берега и до берега! Недаром влилась в него перед Енисейском полноводная Ангара, и недаром синие ее воды долго тянулись вдоль правого берега, не сливаясь с мутным течением могучего Енисея.
На палубе баржи разговаривали люди и из обрывков доносившихся слов было понятно, что к вечеру караван собирается проходить Осиновский порог.
— Второй порог, — об’яснил Коля, — первый, Казачинский, перед Енисейском. Мы и не видели, как его проплыли. Горы там подходят к реке — Енисейский кряж. Пересекают Енисей, и каменные их гряды образуют порог. Раньше очень труден был для прохождения Казачинский порог, да взорвали теперь в нем опасные камни и открыли широкие «ворота».
— А Осиновский тоже опасен? — спросил Петя.
— Он в малую воду опасен. Извилистый там ход, среди камней…
— А сейчас как вода?
— Да небольшая… А пройдем Осиновский и будут дальше «Щеки». Узкое место, но очень глубокое. Там последний, раз к Енисею подходит кряж. А уже от «Щек» недалеко и до Подкаменной Тунгуски. Она еще прибавит водицы, и еще шире разольется Енисей…
Сквозь ровный шелест бегущей вдоль баржи воды слышали глухие свистки парохода.