За спиной была Москва
Шрифт:
Далее мы увидим еще одно место в справке, которое торжествующе представляется одним из главных доказательств правоты прокурорского следствия.
"...Бывший командир 1075 стрелкового полка Капров Илья Васильевич, допрошенный об обстоятельствах боя 28 гвардейцев из дивизии Панфилова у разъезда Дубосеково и обстоятельствах представления их к награде, показал:
"Никакого боя 28 панфиловцев с немецкими танками у разъезда Дубосеково 16 ноября 1941 года не было - это сплошной вымысел..."
Тащ
"...В этот день у разъезда Дубосеково в составе 2-го батальона с немецкими танками дралась 4-я рота, и действительно дралась геройски. Из роты погибло свыше 100 человек, а не 28, как об этом писали в газетах.
Никто из корреспондентов ко мне не обращался в этот период; никому никогда не говорил о бое 28 панфиловцев, да и не мог говорить, т.к. такого боя не было..."
В "этот период", это, надо полагать, в то время, когда он собирал по лесам свой полк, потом сколачивал из разрозненных групп подразделения, восстанавливая полк в прежней структуре, строил с этими людьми новую оборону... Так и не мог к нему в тот период никто обратиться.
И обратим внимание. Полковник Капров не утверждал, что боя под Дубосековым не было совсем, как это обычно отсюда цитируется. Он заявил, что бой здесь был, но вела его вся рота.
Но как так не было боя двадцати восьми, если они находились в составе роты, бой которой "был"? Роты состоят из взводов. Поэтому утверждать о том, что какой-то из взводов в бою не участвовал на том основании, что бой вела вся рота, это несколько противоречит логике. Это противоречие лежит на поверхности и Капров не мог его не видеть. Значит, утверждение это было продиктовано ему следователем.
Кроме того. Это полковник Капров знал, о чем говорил. Потому и ясно, что просто соглашался со следователем. Но когда наши современники говорят сегодня о том, что там дралась вся рота, подозреваю, что люди не очень понимают, о чем идет речь. Представляют себе видимо, что эти сто человек сидели в одном окопе, а слава досталась каким-то избранным.
Так вот. Рота занимала фронт шириной полтора километра. Недостаток сил и широкий фронт обороны заставлял поневоле ее разреживать. Поэтому были узлы и узелки обороны, пространство между которыми простреливалось. И да, иногда такой узелок обороны держал один взвод. На карте оборону держала рота. А на местности оборону держали этими узлами и узелками, где взводы не имели локтевой, а только огневую связь. Здесь не было и не могло быть никаких сплошных траншей. Были отдельные стрелковые ячейки, это, кстати, предусматривалось полевым уставом пехоты того времени.
Ведь не зря командир роты послал командовать этим взводом своего политрука. Не был этот взвод в поле его зрения, поэтому надо было, чтобы командовал им надежный человек, способный действовать самостоятельно. На которого можно было положиться.
Тем более, не был отдельно взятый взвод, да еще окопавшийся по опушке леса, в поле зрения командира полка. Поэтому судить о том, был там бой или не был, он мог не по тому, что видел сам. А по тому, что ему доложили или не доложили.
Корреспондентам о бое сообщил комиссар дивизии. Который, в свою очередь, опирался на донесение комиссара полка, которого Капров действительно мог не видеть.
"...Никакого политдонесения по этому поводу я не писал..."
А вот здесь совсем интересно. Командир полка не мог писать политдонесение по определению. У командиров и штабных работников были другие формы отчетности. Политдонесения (иначе говоря, донесения о политико-моральном состоянии части или подразделения) писали политработники, которые строевых командиров с ними обычно не знакомили. Еще бы, в них могли быть и отрицательные характеристики на самого командира.
Одно это утверждение полковника Капрова говорит о вынужденности его показаний. Во время допроса ему явно "подсказывались" правильные ответы. Его отношение к этим вопросам выразилось в том, что разъяснять эту простую вещь прокурорскому чину он не стал. И с чистой совестью подтвердил, что политдонесение он не писал. Умолчав о том, что политдонесения он не писал вообще. Никогда. Поскольку не был политработником.
И кстати. Почему никого не заинтересовал тот факт, что в справке прокурора Афанасьева не отражен допрос комиссара полка Мухамедьярова? Ведь это же было его политдонесение. Он на тот момент был жив и даже находился в кадрах Советской Армии, так что допросить его трудностей не составляло. Так почему?
Его же допрашивали. Протоколы его допросов читал академик Куманев. Почему показания Мухамедьярова в справке не использованы? Были неудобны для обвинения?
И почему, кстати, следователи Главной военной прокуратуры допрашивали кого угодно, всех, кто мог судить и рядить о том бое со стороны, но не оставшихся к тому времени в живых участников того боя Героев Советского Союза - Васильева, Шемякина, Шадрина и Тимофеева? Последние двое, кстати, получили золотые звезды уже после освобождения из плена в 1945 году. После войны. После тщательных проверок.
"...Я не знаю, на основании каких материалов писали в газетах, в частности в "Красной звезде", о бое 28 гвардейцев из дивизии им.Панфилова.
В конце декабря 1941 года, когда дивизия была отведена на формирование, ко мне в полк приехал корреспондент "Красной звезды" Кривицкий вместе с представителями политотдела дивизии Глушко и Егоровым. Тут я впервые услыхал о 28 гвардейцах-панфиловцах. В разговоре со мной Кривицкий заявил, что нужно, чтобы было 28 гвардейцев-панфиловцев, которые вели бой с немецкими танками. Я ему заявил, что с немецкими танками дрался весь полк и в особенности 4-я рота 2-го батальона, но о бое 28 гвардейцев мне ничего не известно... Фамилии Кривицкому по памяти давал капитан Гундилович, который вел с ним разговоры на эту тему, никаких документов о бое 28 панфиловцев в полку не было и не могло быть. Меня о фамилиях никто не спрашивал.