«За Сталина!» стратег великой победы
Шрифт:
Непомерное честолюбие Троцкого, его стремление захватить власть и в партии, и в государстве, используя для этой цели армию, потенциально создавали угрозу бонапартистского варианта развития событий. Опасность эта особенно обострилась в связи с болезнью В. И. Ленина, а затем и его смертью. К тому же Троцкий и его сторонники развернули ожесточенную борьбу против И. В. Сталина. Все это не могло не привести на деле к изменению политического строя страны, к отходу от ленинизма.
Писатель Ф. И. Чуев сообщал, что В. М. Молотов подарил ему экземпляр своей неопубликованной работы «Перед новыми задачами (о завершении построения социализма)». В. М. Молотов писал: «В 20-х и еще больше в 30-х годах окончательно распоясалась и обнаглела крайне враждебная ленинизму группировка троцкистов, хотя и тогда троцкисты фальшиво изображали себя
Действительно, Троцкий и его окружение при поддержке зарубежных банков и правительств развернули бешеную кампанию травли Советского Союза и лично Сталина как его лидера. Известно, что во время советско-финляндской войны определенными кругами на Западе обсуждался вопрос о создании русского альтернативного правительства во главе с Троцким [164, с. 185]. Это угрожало распадом Советского Союза, гибелью дела социализма. Ведь Троцкий откровенно заявлял, что он желал бы разгрома СССР Германией.
Сталин не выдумывал своих врагов. Они были в реальной жизни, и была суровая необходимость с ними бороться. Бороться во имя спасения страны, народа, социализма. Надвигавшаяся война отвела для этой борьбы минимальные сроки. Борьбу нельзя было отложить, нельзя было ее и затягивать. Враг в лице Гитлера и его капиталистических сообщников стоял у порога. Необходимо было спешить очистить страну от «пятой колонны».
В 1939 году немецкий писатель Л. Фейхтвангер, посетив Москву, высказал такую мысль: «Раньше троцкисты были менее опасны, их можно было прощать, в худшем случае — ссылать… Теперь, непосредственно накануне войны, такое мягкосердечие нельзя было себе позволить. Раскол, фракционность, не имевшие серьезного значения в мирной обстановке, могут в условиях войны представить огромную опасность» (Фейхтвангер Л. Москва, 1937: Отчет о поездке для моих друзей. М., 1937).
Определенную роль, подвигнувшую Сталина на проведение решительных мер, сыграло непрестанное хвастовство Троцкого, что армия при всех условиях поддержит его и пойдет за ним. В 1937 году на столе Сталина оказалась книга Троцкого «Преданная революция» [199], в которой автор утверждал, что выражает не свои идеи, а говорит от имени огромного числа своих молчаливых сторонников в СССР. Этих сторонников больше всего могло быть в Красной Армии, у руководства которой он стоял в течение почти семи лет. И многие командиры Красной Армии прошли через руки Троцкого, им отбирались, назначались, выдвигались.
Предстояла трудная, тяжкая, жестокая работа, но через это испытание необходимо было пройти. Понимая, что в карательные органы будут пытаться проникать и неизбежно проникнут враждебные силы, чтобы творить гнусное дело уничтожения преданных кадров, надо было идти на тяжкие издержки, неизбежные в этой работе, трагические ошибки, принимая на свои плечи тяжесть ответственности за допущенные просчеты и за судьбу невинных жертв.
Весь опыт истории показывает, что классовая борьба, особенно на переломных рубежах развития, жестока и беспощадна. В ее жернова попадают не только враги, но и невинные люди. Беспрецедентное, стремительное обогащение кучки людей в последние годы в нашей стране основано на геноциде народа, на его вымирании в чудовищных масштабах, достигающих полутора миллионов в год, на разграблении плодов труда многих поколений советских людей. В этом воплощено проявление классовой борьбы на современном этапе. Не видеть этого — значит быть слепым. «Демократическая» пропаганда делает все, чтобы затмить эти факты, сокрыть их от народа. С дьявольской настойчивостью она пытается скрыть и классовую сущность, и историческую обусловленность политических процессов 30-х годов.
Вопрос о политических процессах 30-х
В 30-е годы закладывался фундамент социализма, шло утверждение социалистического уклада в экономике и культуре. В стране происходили глубочайшие социальные сдвиги, имевшие судьбоносную мировую значимость. Изменялись, а часто и ломались судьбы миллионов людей. Кто-то шел сознательно за большевистской партией в строительстве новой жизни, были и такие, кто не понимал этой борьбы и этих перемен. Но были и те, кто отчаянно боролся против дела партии, против строительства социализма. Со всем этим приходилось, как с реальным фактом, считаться самым серьезным образом руководству страны.
На упрочение Советского государства была направлена социалистическая законность. Вопросы революционной законности рассматривались на партийных съездах и конференциях, пленумах ЦК ВКП(б), в декретах и постановлениях правительства. Естественно, власть употребляла силу закона для борьбы с наиболее враждебными социализму элементами. При этом следила, чтобы не допускались грубые нарушения социалистической законности. За недопустимые искажения политики партии, превышение полномочий были осуждены и приговорены к высшей мере наказания Ягода и Ежов.
Материалы судебных процессов по делу троцкистско-зиновьевского террористического центра 1936 года, по бухаринско-троцкистскому блоку 1938 года и другим процессам широко печатались в советских газетах той поры и за рубежом. Процессы велись открыто, на них присутствовали зарубежные и наши корреспонденты, писатели, общественность. Теперь властные структуры, провозгласившие гласность и демократию, не заинтересованные в открытии правды об исторических событиях 30-х годов, скрывают такие материалы от народа. Лишают людей возможности почувствовать подлинную историческую атмосферу того времени, оценить характер и масштаб преступлений подсудимых, понять структуру таких блоков и центров, их цели, стратегию и тактику борьбы с советской властью, понять и представить тот урон, который они нанесли первому в мире социалистическому государству перед войной с фашистской Германией, увидеть их связи с иностранными разведками.
Советская власть защищала себя от внутренних и внешних врагов, умела защищать себя, как бы ни были коварны и изощренны формы борьбы контрреволюционных сил, поддерживаемых и провоцируемых капиталистическим окружением. Хрущев и его последователи утверждали и продолжают твердить по сей день, что законные карательные меры, наказание в строгом соответствии с действующим социалистическим законодательством борющегося (гражданина или организации) против утвердившейся законной советской власти, а не просто враждебно к ней относящегося, — это, мол, и есть репрессия. Но репрессия в строгом политико-юридическом толковании — это принуждение кого-то (гражданина) или чего-то (организации) к чему-то, с чем нет согласия или, напротив, существует враждебное отношение. Таким хитрым приемом борьба (в любой форме, любым методом), но именно борьба против установленной народом советской власти подменяется несогласием с той или иной акцией законной советской власти. Тем самым, с одной стороны, скрадывается классовая суть различия борющегося против законной советской власти от просто несогласного с тем или иным действием этой законной советской власти. А с другой стороны — и это главное, — подобным приемом отвергается сама законно утвержденная народом советская власть.
Утверждать о репрессиях и антиисторично. За годы первой пятилетки СССР превратился из страны аграрной в страну индустриально-аграрную, за годы второй пятилетки совершил техническую реконструкцию всего народного хозяйства, создал новую техническую базу для всех отраслей народного хозяйства. И это стало результатом массового героизма рабочего класса, трудового крестьянства и подавляющего большинства народной интеллигенции. Ложью о репрессиях 30-х годов перечеркивается этот героический порыв советского народа, упрочивший положение Советской страны и ее возможности к отражению империалистической агрессии.