За стеклом (сборник)
Шрифт:
Спускался по лестнице и из каждой ступеньки, как из клавиш рояля, выбивал, произнося вслух, грехи своей жены:
— Чай заваривает слабо… экономит… сериалы идиотские… вместо футбола… собаку не дала завести… друга Генку не любит… яйца всмятку… ненавижу… трудно ей вкрутую сварить… порядком своим замучила… где ножницы, где ножницы… маму… с ноябрьскими забыла поздравить… в прошлом году… есть такой праздник… пусть не празднуют… а я с детства… шарики, транспаранты… ей на мое детство начхать… и еще изменяет… вот… дрянь такая…
Он надавил на звонок с такой силой, словно хотел расплющить его, и не отпускал до тех пор, пока испуганная Лена не открыла дверь.
— Ты? Что случилось?
— Вот зарплата, — сказал Володя, входя в квартиру и путаясь в карманах.
Он снял с вешалки кепку, вывалил в нее мятые купюры, высыпал монеты. Несколько секунд смотрел на деньги, потом пробормотал:
— Себе возьму на проезд в воще… обще… — в обобществленном, — выговорил он с трудом, — транспорте.
Выгреб из кепки мелочь, пытался засунуть ее обратно в карман. Но вывернутая подкладка не поддавалась, мелочь покатилась по полу.
Володя отчаянно пытался не шататься и сохранять равновесие. Снова посмотрел на кепку и надел ее на голову вместе с деньгами, которые смешным комом вздулись на его макушке.
Лена присела и собрала монетки, протянула их мужу.
— Оставь себе и это! — гордо заявил Володя. — Все у меня забрала! Украла! Где дети?
— Уроки делают. Ты выпил?
— Почему дети не спят до сих пор? — рявкнул Володя.
— Потому что еще нет девяти часов.
— Смотри мне! — потряс Володя указательным пальцем перед ее носом.
Они топтались в узкой прихожей. Лена от волнения забыла все приготовленные слова.
— Что смотри? — залепетала она. — Как ты мог?
— Я мог? Мало того что ты сама… сама изменила мне, ты еще пыталась очернить другую женщину, только потому, что когда-то в ее субде, то есть в судьбе, была ошибка. Ты низкая, продажная баба!
— Что? — изумилась Лена. — Как ты меня назвал? Дурак! Пьяный дурак!
Прибежали Настя и Петя, испуганно застыли в проеме.
— Дети! — гаркнул на них Володя. — Почему не спите? В кровать — я сказал! Буду сам вас воспитывать, потому что ваша мать… мать ваша… вашу…
— Заткнись! — топнула ногой Лена. — Немедленно прекрати! Проспись, а потом поговорим!
— Проспись? — зацепился Володя за слово. — С тобой проспись? Никогда! Ты… все вы! Анна Каренина! — Володя презрительно ткнул в Лену пальцем. — Ирина с иностранцем! Все вы! И в литературе, и в жизни!
— Какие иностранцы? Что ты несешь?
Лена отвечала не по правилам. Никаких тебе «Володенька! Извини! Не кричи, я не слышу!».
Напротив! Сама во всю глотку вопила:
— Бессовестный! Надрался! Ушел! Пришел пьяный! Как тебе не совестно! Детей постыдись!
— Дети! Сам их воспитаю! Но они должны спать!
Мысли путались, но одна сидела железно: он тут не останется, он с ней не будет! Пусть еще радуется, что он сдерживает себя, а ведь очень хочется врезать кулаком в ее гладкое лицо, почувствовать, как мнется нежная кожа.
Да что там побить, ему хотелось убить ее, пусть помрет, проклятая, а детей он сам воспитает.
Кажется, уже говорил.
И Володя в третий раз с тем же посылом через голову жены обратился к Насте и Пете:
— Ничего не бойтесь! Спартанское воспитание! Обеспечу! Но спать по режиму!
— Папа, — сказала Настя, — мне кажется, тебе самому не мешает сейчас поспать.
Володя не слышал дочери, ему хотелось уйти красиво: гордо и презрительно. Но, развернувшись на месте, он нечаянно врезался в косяк двери. Дети захихикали.
Лена знала, что Володя пьянствовал этажом выше. Соседка позвонила, предупредила:
— Мы тут с твоим сидим, поддаем немного. Все улажено, не нервничай. Я же обещала, что не брошу тебя в беде.
Вот и не бросила!
Но когда муж ушел, Лена стала терзаться: как бы с ним, с пьяным, не случилось беды.
Она раз десять позвонила Гене Лидину (больше ночевать Володе было негде), пока не получила информацию: явился, в метро не уснул, ограблен не был, чуть-чуть выпивши.
— Знаю я ваши чуть-чуть! — Лена бросила трубку не прощаясь.
Хотя ни Володя, ни Гена не были алкоголиками или даже сильно пьющими, сейчас они Лене казались последними пропойцами.
МНОГОДЕТНЫЙ ОТЕЦ
Действие автопилота закончилось на пороге Генкиной комнаты, Володя упал на руки друга. Гена усадил его на стул, стянул кепку и недоуменно уставился на купюры:
— На паперти промышлял?
Володя застонал, увидев, что деньги при нем. Обхватил голову руками.
— Японский городовой! — выругался он.
Качнулся на стуле, не упал, потому что Гена его подхватил.
— Ну брат! Ты надрался! Поесть и спать? Или сразу спать?
— Сразу. Но с ней я спать не буду! — капризно пробормотал Володя.
— Хорошо, тогда на ней, на раскладушке. Давайте, ваше величество, я помогу вам раздеться и провожу в опочивальню.
Наутро Володя не помнил подробности того, как ехал пьяный по Москве, как добрался, был раздет и уложен.
С Геной Лидиным Володя дружил с первого курса института. Володя приехал в столицу из Большеречья, Гена был москвичом, оба поступили в станкостроительный. Первого сентября их посвятили в студенты и тут же отправили в колхоз на картошку. Там они и сошлись на основе «против кого дружите?». Дружили против одногруппника — карьериста, пройдохи, демагога и в целом мерзкого типа, к которому быстро приклеилась кличка Позвоночник. Тяжести таскать — у него позвоночник травмирован, а в бригадиры выбраться, на кухне пробы снимать, стенгазету с графиками малевать, речи патриотические произносить — он первый. Среди студентов-технарей не много краснобаев находилось, а этот соловьем заливался о стоящих впереди задачах. С трибуны одно вещал, в кулуарах исповедовал принцип «все делается по звонкам» — одно слово, Позвоночник.