За столбами Мелькарта
Шрифт:
Золотая дорога
Ещё три дня оставались путники у фарузиев. Они побывали во многих хижинах.
Узнав от Бокха, что дурные люди похитили у карфагенян большую лодку, фарузии удивлённо покачивали головами. Им трудно было понять, как пришельцы, которым было оказано гостеприимство, могли причинить хозяевам зло.
Ганнон удивился, каким вниманием пользуются в племени старики. Им уступали дорогу, давали лучшие куски пищи, усаживали на почётные места. Вождь не принимал ни одного решения, не посоветовавшись со старцами, и их совет являлся для
Фарузии были довольны своей жизнью. Каждый род получал равную долю добычи, которая затем справедливо делилась.
Фарузии не имели откупщиков, от которых так страдали бедняки Карфагена. У них не было наёмников, так дорого обходившихся республике. Оружие носили все мужчины с шестнадцати лет. Перед тем как дать юноше оружие, его подвергали суровым испытаниям: заставляли бежать до изнеможения, прыгать через огонь с завязанными глазами, костяной иглой на его спине и груди выкалывали узоры. И когда они убеждались, что юноша ловок и смел, что он умеет переносить боль, ему вручали копьё с железным наконечником, лук и стрелы, подводили ему коня.
У женщин было пять занятий: они готовили пищу, кормили детей, лепили посуду, плели циновки, шили одежду. Но это не делало их рабынями отца или мужа. Отец не мог продать свою дочь, муж — поднять руку на жену.
Фарузии обходились без рабов. И это больше всего поражало карфагенян, привыкших на каждом шагу пользоваться услугами невольников. И, может быть, поэтому фарузии были так честны и трудолюбивы.
Из беседы с вождём Ганнон узнал, что до Керны всего лишь одиннадцать дней пути, из них семь дней придётся на пустыню. Надо только выйти на Золотую дорогу. Она ведёт с гор Хреты к Керне. До этой дороги вождь обещал дать Ганнону проводников.
Ганнон жадно слушал вождя. Особенно его заинтересовал рассказ о Великой дороге, пересекающей всю Ливийскую пустыню [75] с юга на север. Эта дорога вела через страну, которой владели люди с колесницами, и оканчивалась близ Большой воды.
— Да это же гараманты! — воскликнул Мидаклит, когда Ганнон передал ему рассказ вождя. — Ни одно из племён степной Ливии, кроме гарамантов, не владеет, колесницами.
— А зачем им колесницы?
— Они пользуются ими в войнах с обитателями пещер, быстроногими троглодитами. Поразительнее другое, откуда у гарамантов колесницы. Чтобы решить эту загадку, я в Карфагене перевернул сотни свитков. Однажды мне посчастливилось напасть на свиток, в котором рассказывалось о войнах фараонов Египта с воинственными народами Моря. Эти войны велись примерно в то же время, когда эллины осаждали Трою. Первый натиск народов Моря на Египет был неудачным. Египтяне разбили пришельцев и сожгли их корабли. Оставшиеся в живых на своих колесницах отступили в пустыню и заняли один из оазисов к западу от Нила. Я не сомневаюсь, что гараманты — потомки народов Моря, недаром они светловолосы и голубоглазы, как эллины.
75
Ливийская пустыня — теперь пустыня Сахара.
— А как ты думаешь, — спросил Ганнон, — Большая вода — это Внутреннее море?
— Конечно! — воскликнул Мидаклит. — Как мы наивны, когда считаем только себя открывателями неведомых стран. Фарузии побывали у берегов Внутреннего моря прежде, чем люди Внутреннего моря побывали на земле фарузиев. В Керне я слышал удивительный рассказ о пяти юношах из племени насамонов, питающихся сушёной саранчой. Эти насамоны, которым эллины отказывают в разуме и считают их наравне с животными, прошли через пустыню и достигли области, покрытой болотами и поросшей деревьями. Там они видели большую реку, текущую с запада на восток и изобилующую крокодилами. Теперь я не сомневаюсь, что это река Хрета.
— Злосчастная Хрета! — сказал со вздохом Ганнон.
— Я понимаю твои чувства, — продолжал эллин. — Ты потерял у Хреты больше нас, но пусть послужит утешением то, что тебе первому удалось не только увидеть с палубы неведомый берег, но и стать свидетелем жизни племён, отдалённых от моря на много дней пути.
Ганнону и раньше приходилось слышать о торговле, которую вели карфагенские купцы с обитателями глубин Ливии.
Эта торговля была, конечно, менее выгодной, чем морская торговля, но всё же доставляла немалый доход. Главным её преимуществом была безопасность. Не надо рисковать ни людьми, ни кораблями. Номады [76] сами доставляли товары в Карфаген. Покупая золото и драгоценные камни, купцы мало интересовались людьми, проделавшими огромный путь через пустыню. Они ничего не знали об их странах, об их обычаях.
76
Ном'aды — кочевники.
«Возможно, — думал Ганнон, — среди людей в странных одеяниях, которых я сам видел на карфагенском базаре, были и фарузии. Нет, мы напрасно пренебрегаем этими людьми. Может быть, с их помощью Карфаген найдёт путь к сокровищам Ливии более короткий и верный, чем через Мелькартовы Столбы».
Вождь дал карфагенянам четыре вместительных бурдюка для воды, мешок вяленого слоновьего мяса, двух лошадей и оружие. Карфагеняне вооружились копьями с широкими железными наконечниками.
— Как будто мы отправляемся в плавание! — шутил Малх, глядя, как к брюху лошадей привязывают бурдюки. — Воду берём с собой.
Фарузии провожали карфагенян далеко за селение.
Прощаясь с ними, Ганнон машинально нащупал под плащом мешочек с деньгами. Но намерение одарить гостеприимных хозяев кусочками кожи показалось ему самому смешным. Что они будут делать с этими кожаными кружочками?
Карфагеняне уходили, унося с собой воспоминание об отваге и благородстве этих людей.
Звенели погремушки на шеях лошадей. Животные, напуганные близостью Гуды, бежали, и это было поводом для шуток.
— С твоим другом, Бокх, — смеялся Ганнон, — можно обойтись без палки.
Мидаклит рассказывал о виденных им у себя на родине удивительно уродливых, но в то же время на редкость выносливых животных — верблюдах, могущих почти неделю обходиться без воды.
— Я их тоже видел, — заметил Малх. — Египтяне называют их кораблями пустыни. И, клянусь морем, лучшего прозвища для них не придумать. Раскачиваясь, как гаулы, они бредут через пески. Будь у нас верблюды, путь до Керны показался бы нам прогулкой. [77]
Дорога шла местностью, покрытой кустарником и маленькими колючими деревцами, похожими на акации. Её сменила степь. То там, то здесь виднелись пучки травы, а в промежутке между ними — голая земля. Ветер катал сухие клубки репейника. «Не так ли нас гонит по свету судьба?» — думал Ганнон.
77
Лошадь в Африке стала вытесняться верблюдом с III в. н. э.
К вечеру путники вышли к красноватым скалам, напоминавшим задранные к луне собачьи головы. Песчаные дюны чередовались с каменистыми осыпями, преграждавшими путь лошадям и людям. Этот тоскливый ландшафт оживлялся лишь несколькими деревьями с широкой, густой пирамидальной кроной. Деревья выстроились вдоль русла высохшей реки. Здесь был сделан привал.
Бокх развьючил коней, привязал их к дереву, подбросив им по пуку травы.
— Что же ты так далеко положил траву? — удивлялся Мидаклит. — Они же её не достанут.