За тайнами Плутона
Шрифт:
предложению Обручева разведочно-геологическая.
Перед последним курсом учебная программа предусматривала
геологическую практику. Кажется, тоже впервые в России. Практика
проводилась в районе знаменитых Красноярских Столбов. Студенты,
разделившись по парам, проводили самостоятельные маршруты и
составляли геологическую карту района.
В качестве дипломной работы студенты-геологи должны были
выполнить петрографическое описание коллекции горных пород
определенного типа или района, или провести разведку какого-либо
месторождения полезных ископаемых.
Для
раскрасил пять с половиной тысяч (!) диапозитивов, которые
демонстрировались во время лекций с помощью "волшебного фонаря". Сам
Обручев читал физическую геологию, петрографию, геологию рудных
месторождений. Впервые ввел он в программу обучения курс "Полевая
геология".
"Необходимым условием успешной работы геолога в поле, помимо его
личных качеств как исследователя, является соответствующее снаряжение
– прочное, удобное и полное..."
Сегодня, может быть, даже наивными кажутся некоторые строки
вводной части курса:
"Геологический молоток является самым необходимым орудием
геолога. Наиболее употребителен и практичен следующий фасон: один
конец головки молотка тупой, другой заострен клином...
Наиболее удобен формат записных книжек: 9 или 10 см ширины, 12
13 см длины и 1 см толщины..."
Но ведь все это - и оптимальную форму геологического молотка, и
наиболее удобные размеры полевого дневника или мешочков для
геологических образцов - все это установил патриарх советских
геологов Владимир Афанасьевич Обручев.
"Весь его богатейший полевой опыт, - пишет биограф, геолог по
профессии, - был обобщен и изложен в виде курса "Полевой геологии"
обширного свода правил и приемов работы в пустыне, тайге и горах,
осмотра, измерения и зарисовки обнажений, классификации
палеонтологических находок и т. д. Сегодня редко кто из сотен тысяч
геологов страны знает, что большинство этих приемов внедрил в
практику Обручев. Не все их он изобрел, не все придумал, но первым
обобщил и классифицировал, выделил как самостоятельную область
геологических работ и стал им обучать студентов".
За всеми этими учебными делами, за административными хлопотами
не так-то легко было выбраться в поле самому. Но все-таки он трижды
побывал в Пограничной Джунгарии - в 1905, 1906 и 1909 годах.
Еще Зюсс при первой их встрече обратил внимание Обручева на
Джунгарию:
"Вот область Центральной Азии, о строении которой ничего не
известно. На карте здесь нанесены горные цепи, но принадлежат ли они
еще Алтаю или относятся уже к системе Тянь-шаня - никто не может
сказать определенно. Здесь эти две огромные горные системы
соприкасаются. Сюда следовало бы послать русскую экспедицию. Ведь эта
местность так близка к вашей границе с Китаем, что туда нетрудно
попасть".
Некоторые трудности были, но русским консулом в Джунгарии
оказался, к счастью, бывший переводчик русского консульства в
Кульдже, хорошо знакомый Обручеву. Разрешение китайских властей было
получено, помощь в организации экспедиции - обещана.
Три полевых сезона провел Владимир Афанасьевич в Джунгарии. В
первом путешествии с ним работал старший сын Владимир, в двух
последних - любимый ученик Михаил Антонович Усов. Сын Сергей принимал
участие во всех трех экспедициях, а проводниками неизменно были Гайса
Мусин Мухарямов и его сын Абу-Бекир.
За три полевых сезона Обручев оконтурил и многократно пересек
всю Джунгарию. Были открыты месторождения нефти, угля, золота, жилы
особой разновидности самородного асфальта, который позже назван в
честь Владимира Афанасьевича - "обручевитом".
Еще об одном удивительном, в своем роде уникальном открытии
рассказывает сам Обручев:
ЭОЛОВЫЙ ГОРОД
...Мы долго шли по равнине южного подножия Харасырхэ, составляющей длинный и полого понижающийся пьедестал этого небольшого хребта, сложенный из пролювия, вынесенного временными потоками из гор. Такие наклонные равнины, окружающие со всех сторон изолированные горные гряды или примыкающие с одной стороны к длинным хребтам, монголы называют "бэль" (...).
Этот длинный спуск привел наконец к широкой долине с крупными кустами и солончаковыми впадинами, в которых весной, очевидно, скоплялась вода. Миновав ее, мы начали подниматься на цепь Хара-арат; она параллельна Хара-сырхэ, но длиннее ее и тянется от р. Дям до р. Кобук. Это плоские скалистые горки и холмы с котловинами и долинами в промежутках между отдельными грядами и группами, с очень скудной растительностью и большим развитием черного лака пустыни. Мы долго шли по извилистой тропе на юго-запад, пересекая горы наискось, и только к закату вышли из них в местность совершенно другого характера. Она была сложена из песчаников и глин, но не таких пестрых, как юрские отложения, а желтоватых, розоватых и зеленоватых, лежавших горизонтально и расчлененных оврагами и ложбинами, похожими на улицы и переулки, на отдельные холмы с крутыми или отвесными боками, напоминавшими здания - дома, башни, столбы, отдельные стены в 3 4 м высоты. Мы ехали по этим улицам и переулкам, и нам казалось, что мы очутились среди развалин большого города. На стенах видны были как бы карнизы, и нередко в них торчали шарообразные камни, похожие на ядра, застрявшие при бомбардировке. Я вспомнил, что в старых стенах г. Ревеля* видел подобные ядра. Но некогда было останавливаться, чтобы изучать свиту этих пород и формы выветриванья. Солнце уже село, а, по словам Гайсы, до воды и корма было еще далеко.
_______________
* Ныне город Таллин.
Уже смеркалось, когда мы вышли из этих развалин в большую впадину, по которой были разбросаны большие бугры с кустами тамариска, очевидно, солончак. Здесь в сумерки среди бугров Гайса потерял дорогу, и пришлось ночевать без воды и корма. Развьючили ишаков, но не отпустили ни их, ни лошадей. Вода для людей у нас была с собой; мы сварили чай, но палатки не разбивали и улеглись, не раздеваясь, между вьюками. Ночь была теплая и прошла спокойно. Чуть свет все были на ногах и пошли дальше. Скоро вышли из бугров на ровную голую площадь, которая весной была залита водой, судя по вязкости почвы, но через нее шла протоптанная тропинка. Если бы мы ночью пошли дальше без дороги, мы бы попали на топкие места и намучились с ишаками, которые вязли бы на каждом шагу.