За тебя, Севастополь!(Из цикла «Черноморская одиссея»)
Шрифт:
Неужели конец ветерану?..
Глаза выдали радость командира бригады, едва радист принял просьбу Гиршева. От имени личного состава лейтенант просил разрешить экипажу отремонтировать рулевое устройство своими силами на ходу.
— Как же они будут держаться на курсе? — воскликнул Проценко, втайне довольный таким ответом. — Мудрят друзья! Одними моторами не справиться… Ну-ка, подгребем к ним!
Флагманский катер повернул к аварийному кораблю, и то, что увидел Проценко, привело его в хорошее настроение.
— Вы что придумали, Гиршев? — спросил
— Идея принадлежит Эстрину, — отрапортовал лейтенант. — Приспосабливаем бросательные концы к обоим рулям. Пока штуртрос починят, я постою с одного борта, боцман с другого, а Хабаров будет дирижировать: управлять газом и корректировать нас.
— Правильно решено, — одобрил Проценко. — Сейчас пересажу к вам механика для ускорения. Когда изготовитесь?
— Как только перейдет механик, можем идти.
Через четверть часа катера возобновили свой бег, а затем ночь скрыла заливаемые зыбью фигурки двух человек, будто припаянных к бортам аварийного катера.
Тот не отставал. Так свидетельствовали донесения о ходе ремонта, принимаемые радистом головного катера. Ремонт штуртроса длился всю ночь. И ночь напролет два человека — лейтенант Гиршев и главный старшина Эстрин, — каждую секунду рискуя быть смытыми за борт, промокшие, с багровыми от брызг щеками и воспаленными от соленой морской пыли глазами, не выпускали из распухших окоченелых пальцев бросательные концы, которые заменяли штуртрос.
Утром, на исходе одиннадцатого часа после аварии, круглое лицо Проценко расплылось. Он разглядел, что Гиршев и боцман перебрались с кормы в боевую рубку. Мальчишеская фигурка лейтенанта юркнула в люк, а минутой позже радист головного катера принял исчерпывавшее инцидент донесение:
«Ремонт закончен. Рулевое управление действует безотказно».
Переход продолжался, благополучно был завершен, а все, кто участвовал в нем, без малого сутки отсыпались там, где сон свалил их, — на палубах катеров, на дощатом причале гавани назначения — Скадовска…
Принцип взаимодействия
25 апреля. Подвожу итоги очередного дня, избрав его для характеристики боевых действий черноморцев на подступах к Севастополю. Ибо почти ежедневно, с момента, когда армии Четвертого украинского фронта стремительным броском через сивашские дефиле начали разгром немецко-фашистских войск в Крыму, в сводках Совинформбюро упоминаются морские летчики Героя Советского Союза подполковника Корзунова и моряки торпедных катеров капитана 2 ранга Проценко. И те и другие отличились в ожесточенных боях за Керченский плацдарм. Теперь они взаимодействуют на коммуникации между Севастополем и Констанцей.
Принципу взаимодействия подчинено все.
Первую половину суток провел возле Скадовска, вторую— у мыса Тарханкут, опять возвратясь от летчиков к морякам. Вернулся, услышав оброненное вроде между прочим, но с явной досадой замечание командира авиадивизии. Оно и сыграло решающую роль в событиях минувшего дня на морских подступах к Севастополю. Впрочем, не буду забегать вперед.
Переношу по порядку в дневник записи на полях газет, на папиросной коробке, на обороте листовок и прочем. Дополняю деталями, какие только с удивительно неожиданной легкостью выталкивает память на поверхность перед глазами в тусклом свете лампочки над столиком крохотной каюты трофейной ВДВ… Все вместе должно составить информацию, которую надо отправить по телеграфу через армейский узел связи из Симферополя…
1. Удар с воздуха
…Москва, «Красный Флот», корреспондентская.
День Черноморского флота в битве за освобождение Севастополя от фашистов начинается в дивизии Корзунова. Ночная мгла еще кучится на западе, еще стелется туманная дымка над морем трав вокруг плешивого островка степного аэродрома, где перелетными птицами чутко отдыхают серые пикировщики и расцвеченные пестрыми ободками истребители. Терпкий запах бензина растворяется в густом аромате весенней южной степи, граничащей с морем. Небо над степью бледнеет, заревые сполохи расплываются вдоль горизонта. На фоне их резко очерчен силуэт самолета-разведчика возле взлетной дорожки. Плоскими тенями снуют около него неутомимые техники.
Волоча за собой огромное облако пыли, разведчик выруливает на дорожку и, после тяжелого разбега неожиданно легко набрав высоту, с гулом проносится над аэродромом.
Звук моторов заменяет сигнал побудки. Отовсюду— из палатки командного пункта, раскинутой среди степи, из кабин пикировщиков одновременно выбираются десятки людей. Они долго смотрят еще досыпающими глазами вслед самолету, уходящему в далекую высь к морю.
— Григоров….
— Да, на разведку…
— Денек нормальный….
— Дымки не будет — фашисты не спрячутся…
— Словом, готовьтесь…
Обмен репликами закончен. Экипажи пикировщиков приводят себя в порядок и собираются у палатки, там, где снаружи пришпилены к дышащей стенке бюллетень с оперативной сводкой о положении на фронтах за истекшие сутки и плакаты с портретами летчиков, отличившихся в предыдущие дни. Под фотографиями — текст, лаконичный, как сводка:
«Экипажи Бородина и Тарарина потопили транспорт противника водоизмещением до двух тысяч тонн».
«Экипаж кавалера ордена Александра Невского капитана Казаковского (штурман Заболотский, радист Позднов) снайперским ударом потопил транспорт противника водоизмещением в пять тысяч тонн».
«Экипаж летчика лейтенанта Иванова (штурман младший лейтенант Вершинин, стрелок-радист старший сержант Антонюк) бомбоударом с пикирования прямым попаданием потопил транспорт противника водоизмещением в пять тысяч тонн».
«Следуйте их примеру! Беспощадно уничтожайте захватчиков! Не давайте гитлеровцам удирать из Крыма! Всех фашистов на дно!»