За тебя, Севастополь!(Из цикла «Черноморская одиссея»)
Шрифт:
Командир дивизии пожимает руку лейтенанту и говорит, что вряд ли транспорт продержался на плаву до подхода второй группы пикировщиков, что, скорее всего, они уже переключились на другой караван.
— Пять тысяч тонн, — подчеркивает начальник штаба цифру водоизмещения уничтоженного врага. — Хороший почин на сегодня. А вот и дальнейшее…
Со стороны моря доносится согласный гул моторов. Точки, возникшие в дрожащей синеве, быстро приобретают характерные очертания истребителей. В четком строю звено скоростных самолетов мчится к аэродрому. Дробно рассыпается над степью перестук пулеметных очередей — традиционное извещение, что в бою обиты вражеские самолеты.
— Значит, почин и в воздухе, — сдержанно роняет Корзунов. — Теперь выпускайте третью группу на цель, указанную вторым разведчиком.
Начальник штаба отдает соответствующие распоряжения.
Тем временем вслед за истребителями, на дорожку садится вторая группа пикировщиков. Повторяется то же самое, что было после посадки эскадрильи Тарарина: командир группы рапортует о выполнении задания и, сообщив, что транспорт, поврежденный Ивановым, исчез без следа, вычерчивает носком сапога на земле план вражеского каравана, перехваченного и атакованного, несмотря на воздушное прикрытие.
Пленка с кадрами бомбового удара сдается в лабораторию, а возвратившиеся только что пилоты рассаживаются на солнцепеке возле Тарарина и охотно рассказывают, как сбили один вражеский истребитель и подбили (что не в счет) второй, ушедший с хвостом дыма за пределы видимости.
Все наблюдают за подготовкой к вылету третьей группы. Ей предстоит нанести удар по каравану из двух БДБ — быстроходных десантных барж, до отказа набитых улепетывающими из Севастополя фашистами, охраняемых конвоем из трех сторожевых катеров.
— Жаль, что не моя очередь, — без всякой рисовки, чистосердечно досадует Иванов.
— Твои от тебя не уйдут, — успокаивает Тарарин.
— Не уйдут, — подтверждает Иванов и недоумевающе восклицает: — Поражаюсь! Как это им удается мимо морячков проскальзывать?..
Да, об этом думает не только начальство…
Разговор у палатки обрывается привычными словами команды.
— Запуск — зеленая ракета! — громко оповещает командир третьей группы, обводя взглядом строй экипажей. — Позывной ведущего — Севастополь!..
Летный день корзуновцев в полном разгаре, когда я расстаюсь с ними и ухожу из Скадовска на торпедном катере лейтенанта Умникова опять в район действий бригады Проценко, чтобы попытаться найти ответ на вопрос, заданный летчиками…
2. Удар с моря
…В конце дня, когда над бухтой проносятся, возвращаясь с последнего задания самолеты-пикировщики дивизии Корзунова, командир бригады торпедных катеров капитан 2 ранга Проценко шифрограммой приказывает командиру дивизиона Местникову прибыть вместе с одним из отрядов на рейд Караджи возле Тарханкута. Радиограмма передана в 17–00. Спустя двадцать семь минут штабной сигнальщик докладывает, что четыре катера находятся у ворот бухты и уже идут прямым курсом к плавучей базе. Полчаса назад они дремотно покачивались возле причала в гавани Ак-Мечети.
Шагнув за угол штабного дома, Проценко направляется на край мыса, к обрыву. Прохладный ветер-низовка дует в лицо, неся навстречу запахи моря.
С обрыва, на краю которого задержался Проценко, хорошо виден рейд, беспредельное море за ним, рыбачий поселок в углу бухты, высокая белая башенка маяка против мыса. Между мысом и маяком покачивается на зыби неуклюжее, странной конструкции, похожее на гроб без крышки судно — плоскодонное, с огромными подзорами и мощным вооружением. Это так называемая БДБ (бэдэбэ) — быстроходная десантная баржа, в полной исправности захваченная возле причала в момент освобождения Скадовска. Проценко не без умысла выбрал ее под плавучую базу бригады на эти дни основная задача катерников в блокаде морских подступов к Севастополю состоит в том, чтобы находить и топить вражеские суда именно этого типа, скорее доступные удару с моря, нежели с воздуха. Они обладают великолепной маневренностью, большой скоростью, способностью совершать разворот на месте, а следовательно, предельной неуязвимостью (как змея торчком на кончике хвоста), к тому же имеют до семи огневых точек. И вмещает каждая БДБ до батальона пехоты с полным вооружением… В общем, мысль Проценко о прикреплении плавучего трофея к бригаде понравилась всем катерникам, поскольку БДБ служит не только удобной плавучей базой, где можно отдохнуть между боями и походами, но и превосходным пособием для наглядного изучения. Используя свободное время между сном и выходом в ночную операцию, моряки изучают БДБ, как говорится, от форштевня до ахтерштевня. Обеспечивающие успех боевой операции люди — командиры катеров, боцманы, да и все, кто занят в походе наблюдением, привыкают моментально распознавать БДБ в ночном мраке и учитывать особенности ее противодействия при встрече. Тем не менее все катерники, не исключая и самого командира бригады, не терпят БДБ и называют ее вражьим отродьем. Вид ее напоминает о силуэтах фашистских караванов, которые еженощно крадутся по морю в надежде проскользнуть за пределы радиуса действия советских торпедных катеров…
И теперь Проценко, едва его взгляд падает на плавучую базу, не может удержаться от едкой реплики, такой едкой, что все мы дружно хохочем.
Став на краю обрыва, он ищет взглядом вошедшие катера. Их нет ни у входа в бухту, ни на рейде. Лишь пенистый след, расплываясь, указывает курс, по которому они промчались через рейд к БДБ.
— Как не узнать Местникова, — восхищается, подойдя к Проценко, начполитотдела бригады Конюшков.
— Метеор! За двадцать семь минут от Ак-Мечети до Караджи…
— За двадцать пять, — поправляет комбриг. — Двадцать семь — это с момента передачи шифровки отсюда. Самое меньшее — две минуты на раскачку… А здорово он под Цезаря написал!.. Это я насчет его последнего донесения, — объясняет он мне. — «Встретил, атаковал, утопил». И — подпись. А кого-чего, так и позабыл доложить.
— На радостях, — оправдывая Местникова, вступается начполитотдела и переводит разговор на другое. — Я к вам, Виктор Трофимыч.
— Закончили? — справляется Проценко раскатистым голосом, вполне соответствующим росту и комплекции его обладателя. — Одну минутку, только нашего Цезаря вызову…
Он принимается усердно семафорить руками. Его высокая плотная фигура отчетливо выделяется на освещенной заходящим солнцем круче.
Не спускающий с нее глаз сигнальщик плавучей базы тотчас передает на подошедшие катера:
— Капитану третьего ранга Местникову, капитан-лейтенанту Константинову, старшему лейтенанту Хабарову — немедленно явиться ко мне…
Обождав, пока сигнальщик просемафорит ответ об исполнении, уже разглядев отвалившую от БДБ шлюпку, Проценко снимает реглан и расстилает его на траве.
— Прошу, — приглашает он Конюшкова и меня. — Да не стесняйтесь, на этот раз третий не лишний, — поощряет он, видя, что я колеблюсь. — Дело такое, что и для печати пригодится.
Он тянет обоих нас за полы кителей к земле и, обращаясь к Конюшкову, коротко спрашивает: — Ну?
— Сделано. Разрешите зачитать?..
Начполитотдела достает из кармана густо исписанные листки донесения о боевых действиях бригады торпедных катеров на подступах к Севастополю, начиная с момента перебазирования, которое Проценко назвал как-то в разговоре со мной «диким переходом», но которое справедливее считать одним из удивительных героических эпизодов, украшающих историю нашего флота. Краткой характеристикой перебазирования и открывается политдонесение, составленное Конюшковым.