За тех, кто в дрейфе!
Шрифт:
Семенов вспомнил: книга с этим рассказом была последней, которую читал Андрей, и в содержании против названия «Немного смазки» стоял, крестик.
ФИЛАТОВ И ОСОКИН
После окончания первого своего дрейфа Филатов работал в мастерских института. Шла подготовка к очередной антарктической экспедиции, сроки были сжатые, приходилось авралить, и он задерживался допоздна. В тот день закончили ремонтировать тягач для Новолазаревской, куда Филатова прочили механиком, все разошлись, а он остался – для себя хотелось отделать машину
Охоты ввязываться в потасовку у Филатова не было: парни здоровые, намнут бока, но девушка крикнула: «Помогите!» – и теперь уже мимо не пройдешь. Ощущая знакомую дрожь в мускулах, он подошел поближе.
– Бросьте, ребята, – дружелюбно предложил он, и тут же получил сильнейший удар в челюсть, от которого шлепнулся на тротуар.
– Отдохнул? А теперь проваливай! Ощупав гудящую голову, Филатов поднялся, попятился от стоявшего наготове рыжего детины с веселыми навыкате, глазами и, сделав простоватую испуганную физиономию, вдруг резко ударил его носком ботинка под колено. Боль от такого удара дикая, детина заревел, и двое дружков, оставив девушку, бросились ему на помощь.
Дрался в своей жизни Филатов часто, дрался жестоко и беспощадно, особенно с теми, кого считал подонками; много коварных приемов, которые он сначала испытал на себе, а потом искусно перенял, сделали его опасным противником, и редко кто из ребят, знавших его, по своей охоте с ним связывался. А тут подонки были темные, у одного в руке блеснул кастет, другой щелкнул ножом, и с ними Филатов считал себя вправе драться без всякого кодекса. Того, что с кастетом, Филатов ударил ногой в пах – страшной жестокости удар, после которого человек превращается в извивающегося червяка; от взмахнувшего ножом ловко увернулся и, подпрыгнув, саданул ему ребром ладони по переносице. Постоял, удовлетворенно слушая рев, проклятья и угрозы подонков, подумал, стоит ли добавить, и решил, что на сегодня они свое получили.
– Бежим, крошка!
Он схватил за руку девушку, которая замерла у забора, и силой потащил ее за собой по пустынной улице.
– Сюда!
Они нырнули в подъезд и тихо поднялись на пятый этаж панельного дома. Филатов долго шарил ключом по замку, открыл наконец дверь и кивком пригласил девушку войти. Она колебалась.
– Да входи!
– Меня в общежитии ждут, – нерешительно сказала она.
– А мне какое дело? Иди, если хочешь.
– Я одна боюсь.
– Ну, а с меня тоже хватит, – буркнул Филатов, косясь в зеркало на распухшую щеку. Девушка вошла, осмотрелась.
– Вы здесь один живете?
– Один. Ужинать будешь?
– Нет.
– Ну, а я голодный как волк. – Филатов повесил на вешалку пиджак, исподлобья посмотрел на девушку. Невысокая, но складная, короткие, под мальчишку, волосы, голубые глаза. Ничего себе. – Между прочим, Веня.
– Надя. А ловко вы их! – Она еще не остыла от волнения, и голос ее вздрагивал. – Я думала, у меня сердце выпрыгнет. Одного, второго, третьего – как в кино!
– Лучше бы в кино, – возразил Филатов. – Если б тот, длинный, воткнул в бок перо…
Он
– Входи, не съем.
– У вас губа разбита и щека синяя. Больно? Холодный компресс нужно сделать.
– До свадьбы заживет.
– А вы вообще кто?
– Механик.
– А я студентка второго курса института физкультуры.
– По ночам зря ходишь, студентка.
– Я с тренировки, нам зал дают поздно.
– Так яичницу на тебя жарить?
– Спасибо, не хочу.
– Не хочешь – иди спать, вон в комнате кровать.
– А если я останусь, вы… вы…
– Еще чего! – презрительно бросил Филатов. – Вот что, крошка, топай в комнату и можешь забаррикадировать дверь комодом. А проснешься рано – дверь без ключа захлопывается. Вопросы есть?
– А вы где спать будете?
– Не твоя забота, шагай, шагай!
Поужинав, Филатов постелил себе в кухне на полу, улегся и долго не мог заснуть. Ныла челюсть, мешал полувыбитый зуб, и никак не проходило возбуждение после нежданного и опасного происшествия. Лежать на пальто было жестко и неудобно, и он злился на девчонку, из-за которой не отдохнет как следует. Зал им поздно дают, шастают по ночам, и поэтому люди должны в больницах лежать, хотя не люди, поправил себя Филатов, а подонки, особенно этот, с глазами навыкате, рыжий, с кулаком, что свинчатка… Когда в половине седьмого Филатов проснулся от звонка будильника, в дверях кухни, одетая, стояла Надя. Теперь она выглядела куда уверенней, и Филатов еще раз отметил, что девчонка складненькая и что ей очень идет короткая юбка.
– Не выспались? – сочувственно спросила Надя.
– Ерунда. – Филатов встал и натянул брюки. – Извиняюсь,
– Так я пошла, – глядя чуть в сторону, сказала Надя.
– Будь здорова, крошка. – Филатов кивнул и поставил на плиту чайник.
– Могли бы хоть чашку чаю предложить… спаситель!
– Считай, что предложил. Только мне некогда, сама пошуруй в холодильнике.
Филатов пошел в ванную.
– Не очень-то вы любезны.
Филатов остановился и положил руку ей на плечо.
– Послушай, крошка, я в кавалеры не набивался и с цветами тебя не караулил. С чего мне расшаркиваться? Шуруй.
Вернувшись через несколько минут на кухню, он увидел на столе тарелку с бутербродами, чашки с кофе и одобрительно кивнул.
– Молодец, крошка.
– Убедительно прошу вас отныне не называть меня этим дурацким словом!
– Почему это «отныне»? – весело удивился Филатов, осторожно откусывая от бутерброда. – Ты что, жизнь со мной собралась вместе прожить?
– А разве вы после всего не захотите больше со мной встретиться?
Филатов присвистнул.
– После чего это – «всего»? После того, как я на полу, как собака, дрых?
– Если б захотели, легли бы на диване.
– Спасибо за разрешение. Тебе сколько лет?
– Девятнадцать.
– А мне двадцать три. Можешь не «выкать».
– Ты всегда так поздно работаешь?
– А что?
– Заходил бы тогда за мной, у меня четыре раза в неделю тренировки в одиннадцать вечера кончаются.
Филатов развеселился.
– А на кой черт мне это надо?
Конец ознакомительного фрагмента.