За тихой и темной рекой
Шрифт:
— Смелое заявление, — тут же отреагировал Олег Владимирович.
— Что поделать? Такова действительность.
— Может, вы мне её проясните?
— Отчего ж не прояснить, — теперь в тоне Киселёва появились несколько снисходительные, учительские нотки. Инициатива в беседе вновь вернулась к нему. — Мы вот уже как с полмесяца находимся почти на военном положении. Разве что не ввели комендантский час. А с 12-го числа сего месяца в городе объявлена мобилизация казачества. Так-то вот.
— И в связи с чем? — спросил Олег Владимирович.
— Два года назад, может, краем уха там, в столице, вам и пришлось слышать, в китайской провинции Шаньдун начался бунт. Некие ихэ-туани решили поиграть мускулами.
— И что сие означает? Простите, не
— Очень даже прямое. Сия бунтарская волна докатилась до Сахалина, это поселение на той стороне Амура. Да вы его могли видеть с набережной. У нас и до этого имели место разного рода недомолвки с азиатами. А теперь они и вовсе распоясались. Эти, как они себя именуют, «отряды справедливости и мира», занимаются подстрекательством к бунту: чтобы русское население под их давлением покинуло российскую территорию. Но это так, подоплёка. На самом деле, мы подозреваем, что сталкиваемся с обыкновенным бандитизмом. По слухам, у этих, так называемых, «боксеров» всё сопровождается грабежами и насилием [1] .
1
Ихэтуаньское восстание (Боксёрское восстание) — восстание ихэтуаней (буквально — «отрядов гармонии и справедливости») против иностранного вмешательства в экономику, внутреннюю политику и религиозную жизнь Китая с 1898 года (официально о начале восстания было объявлено в 1899 году) по 1901 год. Сначала пользовалось поддержкой властей Китая, но через некоторое время императрица Цыси перешла на сторону Альянса восьми держав, который и подавил восстание. Многие участники данной организации регулярно занимались физическими упражнениями (цюань), напоминавшими кулачный бой, за что впоследствии и были прозваны европейцами «боксёрами».
В результате восстания Китай попал в ещё большую зависимость от иностранных государств, что сказалось на его политическом и экономическом развитии в первой половине XX века.
— Чуть подробнее можно? — переспросил Белый.
— Естественно. У нас на данный момент проживает более полутысячи выходцев с той стороны Амура. Однако в казачьих станицах ни с того ни с сего стал пропадать скот, продовольствие, люди. В основном дети и женщины. Самый ходовой товар для бандитов. Месяц назад, когда на Амуре сошёл лёд, нам случайно удалось узнать, что в Сахалине скопилось около двух тысяч бунтовщиков. Но то было месяц назад. Сколько их теперь, одному Богу известно. И часть из них постоянно бывает на нашей стороне. Вот в таких условиях приходится жить.
— Вы мне жалуетесь?
— Ни в коем случае. Я проясняю обстановку, в которой и вам вскоре предстоит работать.
— Это никак не оправдывает тех, кто неправильно подходит к трате казённых денег.
— А я и не оправдываю. Если, конечно, вы их найдёте. И докажете, что деньги были потрачены не по назначению. Впрочем, вам поручена сия миссия, вам и карты в руки. Кстати, Олег Владимирович, вы, случаем, в шахматы не играете?
— Изредка.
— Тогда должны знать, чем отличается игра на большой, стоклеточной доске, от игры на доске простой.
— Признаюсь, на большой доске мне играть не приходилось, — Белый понял, что полностью потерял инициативу в беседе с полицмейстером. Найти бы пристойный повод для выхода из неприятного положения.
— А я вот, представьте, делал такие попытки, — продолжил свою мысль Владимир Сергеевич. — Из меня вышел плохой гроссмейстер. Однако один ценный вывод я для себя сделал. Игра на большой доске отличается от малой только степенью профессионализма. Всё остальное идентично!
— Что-то я не разберу, к чему весь этот разговор?
— А к тому, Олег Владимирович, что там, в Петербурге, все играют на большой доске. Но сие совсем не означает, будто в маленьких городах, таких, к примеру, как наш, жизнь имеет сонное состояние. Мы тоже играем. Только на доске обычной, простой.
— Я понял. — «Ну, вот, кажется можно и удалиться». — Не те масштабы.
— Совершенно верно. А чувства ничем не отличаются от столичных.
— Благодарю за столь познавательную беседу. Рад был познакомиться. Признаться, не ожидал встретить в далёкой провинции столь эрудированную личность, как вы. За сим разрешите откланяться, — Олег Владимирович спрятал блокнот, кивком головы попрощался с полицмейстером и удалился.
После его ухода Владимир Сергеевич долго сидел в глубоких размышлениях, крутя в руке пресс-папье и пытаясь проанализировать поведение молодого человека со всех сторон. Не давала покоя беседа с Самойловым: «шаловливые ручки»… А если бумага, которую предоставил этот хлыщ, хорошо изготовленная «липа»? Киселёв взял документ и ещё раз внимательно осмотрел его. Впрочем, если это и подделка, то на официальной гербовой бумаге, с присутствием необходимых водяных знаков. Да и подпись генерала Оскольского, судя по всему, настоящая. К тому же сам собой напрашивался вопрос: зачем? Смысл так открыто заявлять о себе? Предположим, господин Белый не тот, за кого себя выдаёт, и получил доступ до казначейства. Но это всё равно, что самого себя посадить за решётку. Слишком открытая комбинация. В столице она бы ещё прошла, но не в столь маленьком городке, где всё и вся на виду. «Дьявол! — Киселёв с силой хлопнул ладонью по столу. — Когда же наконец придёт ответ на запрос?»
Олег Владимирович возвращался в гостиницу ближе к полуночи.
После того как он покинул городское полицейское управление, извозчика брать не стал. Решил прогуляться. Вечер опустился на город и окутал дома мягким сумраком. Новый житель Благовещенска шёл неспешной походкой, вдыхая тёплый и какой-то непривычно мягкий воздух. Лёгкие работали без устали, пытаясь насытиться ароматом, который отдавала черёмуха, произраставшая, казалось, по всему городу. Фонарей, кроме Большой улицы, нигде более не наблюдалось: роскошь освещать по ночам всю городскую территорию могли себе позволить только крупные поселения. А потому, слежку Белый заметил не сразу, а только пройдя три квартала и сделав поворот в сторону гостиницы. Преследователя подвело то, что весь город, от и до, имел чётко спланированные прямые улицы. Любого прохожего можно было увидеть издалека, даже таким поздним вечером, в лунном свете. Тем более, если прохожий этот по непонятной причине начинает прятаться в тени деревьев. Что и насторожило Белого.
Свернув за угол, Олег Владимирович тут же прижался к тёплой каменной стене дома в ожидании, когда таинственная фигура появится пред ним. Долго ждать не пришлось. Преследователь, судя по всему, боялся упустить цель, а потому выскочил резко, с разбега, даже не предполагая, что его за углом дома могут ждать неприятности.
Первый удар пришёлся в солнечное сплетение. Фигура незнакомца сломалась пополам и упала на колени. Второй удар обрушился на шейный позвонок. Филёр, а в том, что тот является сотрудником полиции, Белый не сомневался, без сознания свалился в дорожную пыль. Олег Владимирович перевернул его на спину, в свете луны пытаясь разглядеть усатое, тщательно выбритое лицо, всё изрытое оспинами. Веки преследователя нервно подёргивались. Следовало торопиться: тот вот-вот мог прийти в себя.
Белый быстро осмотрел карманы пострадавшего. В одном из них он обнаружил бумажник с небольшой суммой денег и свёрнутой в несколько раз бумагой. Именно она и заинтересовала Олега Владимировича. Развернув её, Белый попытался прочитать написанное, но при таком освещении сие было сделать крайне затруднительно. Впрочем, гербовая печать говорила сама за себя. Гость провинциального городка снова вложил лист назад в бумажник, а тот вернул на место. Олег Владимирович не стал дожидаться, когда незнакомец окончательно придёт в себя, и быстрым шагом направился к гостинице.