За тобой
Шрифт:
– Ваган.
– Твою мать, Катя! Где твои мозги? Ну даже новенькие не творят такой дичи. Какого хрена?! Ты же у меня бывалая.
– Он платил хорошо. А у меня малой. Ты знаешь.
Катя теряла силы и говорила так тихо и медленно, что Бэлле приходилось здорово напрягать слух. Малой у неё… малой. Да, у них у всех кто-то был. Кто-то, ради кого её девочки занимались тем, чем занимались. У каждой имелся чёткий ответ, ради чего они всё это терпят. Рискуют. Теряют достоинство. Каждый божий день продавая по чуть-чуть свою душу.
– Дура, – покачала головой Бэлла. – Дура! Какая же ты дура, Катька. Я же предупреждала. Я же говорила! Даром всё, что ли? Ты под кем сейчас? Под Рустамом?
С тех пор, как Бэлла завязала с бизнесом, её девочки пошли на вольные хлеба. Кто-то сам искал клиентов, кто-то нашёл себе крышу в надежде, что та их защитит. Беда в том, что никто с ними так не носился, как Бэлла. Никто так над ними не трясся. Да и говоря откровенно, ни у кого не было таких, как у неё, связей на самом верху.
– Скорая вот-вот приедет. Ты сможешь вниз спуститься?
– Да. Конечно.
– Кто это так с тобой? – резко спросил Давид. В попытке понять, что ей можно говорить, а что нельзя, Катя уставилась на Бэллу. Глаза у нее заплыли от удара, и смотрелось это с каждой секундой всё хуже. Бэлла незаметно качнула головой, мол, молчи.
– Да так, один… – прохрипела Катя, в не слишком успешной попытке подняться.
– На твоём месте я бы бежал от этого «одного» без оглядки.
– Я так и сделала. Когда смогла, – захохотала Катя, и от этого смеха по коже Бэллы пошёл мороз.
– А в полицию обращаться не пробовала?
– Да что они могут, эти ваши полицейские?
– Я возьму куртку и попрошу Мотю приглянуть за Родионом. Спасибо вам, Давид… Э-э-э… Ефимович. Не смею вас больше задерживать.
Чёрные брови Гройсмана взлетели вверх. Кожа на лбу собралась в гармошку.
– Я не отпущу вас одних. Поедем ко мне, в третью городскую.
– Вы что, правда врач? – и теперь не поверила Бэлла.
– Уже не практикующий. Я в меде преподаю. Ну и так, всякое. А вот и лифт. Бегите за курткой.
Бэлла с сомнением посмотрела на свою перевязанную ногу. Давид чертыхнулся.
– Ладно. Стойте тут. Я сам всё сделаю.
Они с дурындой Катькой кое-как затолкались в лифт, когда он вернулся с Бэллиной курткой. С тех пор, как она стала мамочкой, ей пришлось здорово пересмотреть свой гардероб. Теперь в нём было больше повседневных удобных в носке вещей, чем модных нарядов, кричащих о её высоком статусе.
– У-ух…
– Что такое? Где болит?
– Лучше спроси, где не болит. Будет проще ответить.
– Почему ты не поехала в больницу сразу?
– Побоялась. Да и к тебе оказалось ближе. Прости, что снова впутываю тебя в это.
– Ничего, – вздохнула Бэлла, хотя не сказать, что у неё не было злости по этому поводу. Иногда ей вообще казалось, что прошлое никогда её не отпустит. Хотя… нет, не так. Она точно знала, что этому не бывать. Что даже надеяться на это было глупо. Впрочем, главное, чтобы оно не коснулось Родика, а там – будь как будет.
– Он горяч…
– Что?
– Он горяч… – откашлявшись, повторила Катя.
– Кто? Ваган?
– Нет, этот твой… – Катя кивнула в сторону Давида, что как раз отошёл перекинуться парой слов с примчавшейся на вызов бригадой.
– Он не мой!
– Да? Вот зря… Я бы с таким хотела состариться.
– Он уже стар! – буркнула Бэлла. Прошлась взглядом по высокой фигуре, плечам. Поджарой заднице. Ну, ладно. Может, она к нему несправедлива. Гройсман совершенно не выглядел дедом, факт. Но всё же он был значительно старше. Лет на десять, не меньше. А она всегда шутила, что на старости лет найдёт себе молодого фитнес-инструктора. Так сказать, для души и здоровья. Её девочек страшно веселили ее фантазии. Ну ещё бы. Эдакая параллельная вселенная, в которой они не продают, а покупают.
Пока Бэлла предавалась воспоминаниям, Катя отключилась. А ей почему-то почудилось, будто та вообще умерла.
– Эй! Катя… Катя! – задушенно позвала Бэлла. – Давид! Давид Ефимович! Кто-нибудь!
– Не тряси её. Она просто отрубилась.
Просто отрубилась. Просто отрубилась… Ну, конечно. А она напридумывала уже невесть чего. Глупая! Бэлла провела руками по лицу, будто стряхивая застывшую маску ужаса. За собственную истерику стало стыдно. Истерики ей были совершенно не свойственны.
– Да. Извините. Конечно…
– Она в надежных руках. Всё будет хорошо.
– Ладно.
– Это ваша подруга?
Бэлла сглотнула и беззастенчиво соврала:
– Д-да. Подруга. Кто ж ещё?
Глава 3
Весна за окном вконец разбушевалась. Яркий свет, будто нашинкованный жалюзи на длинные тонкие ломти, причудливым узором ложился на пол, деревянные парты и кафедру. И несмотря на всего несколько градусов тепла за окном, здесь, внутри, было жарко, будто в теплице. Студенты, разморённые то ли этой жарой, то ли его непривычно скучной лекцией, откровенно зевали. Кто-то задумчиво смотрел в окно, кто-то тайком втыкал в телефон, наивно полагая, что Давид этого не замечает, кто-то о чём-то шептался, но такие были в меньшинстве, день был настолько сонным, что даже болтать было лень. Вот и как в таких условиях работать? Давид проехался ладонями по кафедре, обхватил ту с боков и чуть по-иному распределил вес тела, чтобы облегчить нагрузку на поясницу.
– Остановимся на симптоме Воскресенского, так называемом «симптоме рубашки». При быстром скольжении давящей на брюшную стенку руки от мечевидного отростка в правую подвздошную область усиливается болезненность в области расположения червеобразного отростка…
Он не рассчитал. Звонок прозвенел прямо на середине предложения. Студенты тут же повскакивали со своих мест и, не дожидаясь, пока Давид закончит, потянулись к выходу. Хотя обычно они проявляли больше уважения, сегодня явно что-то не задалось.