За Великой стеной
Шрифт:
Парочку, примчавшуюся на мотоцикле, никто не беспокоил, — господа имели право появляться здесь когда заблагорассудится.
Молодые люди разговорились как перед светопреставлением. Пройдоха Ке был откровенным до известных пределов — он решил использовать ярость дочки бывшего господина. И она слепо пошла на «крючок», думая, что телохранитель отца попал под ее влияние,— как большинство женщин, она считала себя неотразимой.
Из ближайших ресторанов доносилась музыка, вспыхивали призывные рекламы игорных домов — Макао жил напряженной жизнью прожигателя, А двое на пустом пляже с настойчивостью
Цель Дженни была ясна, но у нее не было плана. Она хотела отомстить за унижение и еще за что-то, за что, она и сама не знала. Пройдоха Ке понимал, за что уберут его — он слишком много знал.
Пройдоха тоже загорелся жаждой мести.
По всей вероятности, темная ночь, не успевший остыть песок, блики луны на море и молодость сблизили их больше, чем следовало для настоящих заговорщиков, ибо, когда говорят чувства, разум спит. А им нужно было быть во сто крат предусмотрительнее. Главное, осторожнее, потому что осторожность часто заменяет ум.
Читая дневники Пройдохи, я удивлялся его последовательности и терпению вести записи систематически и подробно.
Удивительным, пожалуй, я повторяю, были последовательность и терпение молодого вьетнамца. Вести дневник — большой труд. Но, поразмыслив, я понял, что двигало пером Пройдохи. Во-первых, страх: дневники давали ему какой-то шанс на шантаж. Во-вторых, дневник — исповедь, самоанализ и утешение. Это твой мир, который ты кроишь на собственный манер, ты как бы самоутверждаешься, и когда как безжалостный и объективный, как тебе кажется, судья описываешь события, в которых ты оказался пешкой, то даешь направо и налево безапелляционные приговоры могущественным врагам. При этом тобой движет мысль, что ты творишь нечто для вечности, что ты бессмертный летописец... Если хотите, ведя дневник, ты получаешь и эстетическое удовольствие. Некоторым, чтобы выплеснуть из себя эмоции, необходимо играть на трубе, другие поют во всю глотку, хотя у них нет и на унцию слуха, или сочиняют стихи, или, как Толстый Хуан, пишут плохие полотна, подражая хорошим художникам.
Так или иначе, записи Пройдоха вел, как говорится, до последней минуты.
Комацу-сан пришел с «визитом вежливости» ко мне выяснить, что известно «большеносому», о прошлом бывшего строительного рабочего. Они слишком поспешили, заставив Ке замолчать. Но откуда они узнали о дневниках? Вероятнее всего, выдала Дженни. Когда ее отец примчался домой, разъяренный и перепуганный возможными разоблачениями и вытекающими отсюда ответными мерами «коллег», она рассказала обо всем.
Самое важное было сделать вид, что я не знаю, кто пришел в «гости». Ведь не случайно, что пришли именно те, кого знал Пройдоха. Если я выдам себя, опознаю хотя бы одного из них... Меня ждет участь Пройдохи Ке. И Боба и Клер тоже... Гнездо, где может храниться утечка информации, будет разрушено, как гнездо ядовитого паука.
Я сидел напротив Комацу-отравителя и так же лихорадочно искал выхода из создавшегося положения, как и Пройдоха в последние минуты своей запутанной жизни.
Комацу-сан кончил молиться предкам и, открыв глаза, уставился на нас с Бобом, точно только что проснулся. Я догадался, почему он тянул: по всей вероятности, главное в его визите заключалось в том, чтоб выяснить, во-первых, успел ли Ке передать мне координаты базы пиратов, во-вторых, насколько я и Боб осведомлены о прошедшем совещании в Макао и какой информацией
— Надоело это великое сидение! — не выдержал Боб.
Какое счастье, что я не рассказал ему подробно о том, что прочел в дневнике: Боб поистине не ведал, кто пожаловал.
— Что вам надо, выкладывайте и уматывайте! Деньги? У нас их нет. Занимаетесь рэкетом?.. Так мы не дети миллионеров. Мартышкин бизнес.
— Как вы сюда попали? — перебил я Боба.
— Какая-то женщина выскочила из дома и не закрыла дверь, — с улыбкой ответил Комацу. — Мы эту женщину заперли на всякий случай на кухне. Зачем вы встречались с нашим человеком?
— Спросите у него, — ответил я, пожимая плечами.
— Я пришел не за советами...
— А-а-а! — прозрел Боб. — Вы люди... этого, как его? Убери «гаубицу»! — Боб взял со стола визитную карточку. — Господина Фу. Он уже был тут. О чем, Артур, у вас была беседа?
Я должен был спасать друзей, в конце концов, я первый влип в это дело.
— Не может быть, что это люди профессора Фу, — сказал я. — Тут, видимо, какое-то недоразумение. Что вам надо?
— Кто вас свел с убитым парнем? — задал вопрос Комацу, точно разрубил до крестца и начал поедать мою печень [36] .
36
Известный обычай самураев поедать сырую печень убитого врага.
Я пожал плечами.
— Чего они хотят? — обратился ко мне Боб, точно мы были вдвоем.
— Видимо, убитый знал что-то. Всполошил столько почтенных людей. Только зря комедия! Вы отлично должны знать, что мы с ним не успели перекинуться и парой слов. Он встал и пошел к выходу... А я пошел звонить по телефону, когда услышал выстрел. Я не стал ждать, чтобы выстрелили в меня. Я не люблю, когда в меня стреляют.
— Но он успел вам передать... — Комацу замолчал. И я понял, что он не уверен, что Пройдоха что-то успел передать.
— ...слиток золота? — спросил с невинным видом Боб.
— У нас есть доказательства, — сказал стальным голосом японец.
— Доказательства? — Я искренне рассмеялся.
— Вот фотография, он вам передал пакет. — Комацу показал издали фотографию: наверное, они все же успели щелкнуть, когда я нагнулся, но вряд ли они зафиксировали, как я сунул тетради под себя.
— Не понимаю, — ответил я.
— Вы что-то подняли с пола, — бесстрастным голосом, как динамик на токийском вокзале, продолжал японец.
— Сознавайся! — рявкнул Сом и неожиданно ребром ладони ударил меня сзади по шее. Перед глазами возникли круги, голова точно отделилась от туловища, и все вокруг заволокло дымкой.
Когда я пришел в себя, Длинный держал пистолет между лопаток Боба. Тот сидел с налитым кровью лицом и ругался, как портовый пропойца. Комацу по-прежнему сидел с невозмутимым лицом, поджав под себя ноги без обуви, точно пришел к брату в день поминания родителей.
— Черт бы вас побрал! — выдавил я из себя. — Прикажите негодяю не распускать руки. Сумасшедшие... Тьфу! Герои Хичкока.