За все, что мы делаем, отвечать будем вместе!
Шрифт:
====== 31. Я жил ======
Комментарий к 31. Я жил Тема: One Republic – I lived
POV Деймон
Это утро не далось радужным, как и вчерашний день, когда мне позвонили на телефон и сообщили такую информацию, за которую я и убить мог.
Фарик меня не послушал тогда и все равно отправился продавать в наших краях, так ещё и семейку сюда привёз, а между проем говорил, что будет уважать каждое мое желание и указание. Я конечно понимаю, что семья и друзья это важно, но я четко дал ему понять, что не позволю ему совмещать личное с работой.
И если я скажу, что я бы на его месте поступил бы со своей
В начале десятого утра я уже ехал в машине по взлетной площадке к самолету, а рядом со мной сидел водитель. Торжествовало гробовое молчание, как будто, сидящий сзади меня Кол боялся что-то не то ляпнуть, а меня сводила с ума мысль, что в одной из задних машин едет Фарик в огромном деревянном ящике, в нем больше нет души и в моей памяти невольно всплывает воспоминание о том вечере, когда мы прощались и я уезжал домой из армии. Провожая меня он сказал: «Знаешь, один мудрец произнес такие слова: Если души не умирают, значит прощаться — отрицать разлуку.» Я тогда сказал, что он, как всегда, в своем репертуаре и посмеялся, убеждая его что мы с ним еще очень долго будем общаться, а сейчас… Сейчас мы просто едем с ним в Душанбе, он погребен в ящик, а я трясущимися руками держу сигарету, которая хоть как-то помогает снимать внутренний стресс.
— Ну все, братья. — Угрюмо произнес я, щурясь от проворного солнца, когда мы вышли из машин прямо возле огромного самолета.
— Давай, — так же монотонно с кислой миной произнес Эн и выполнив рукопожатие, мы обнялись, стукнувшись грудью.
— Дей, ты знаешь, я никогда не во что не лезу, но ты делаешь грубую ошибку… — услышал я от Кола, когда очередь прощания дошла до него.
— Иначе война, — цокнул языком я. — первый на кого бы я подумал на их месте — это Бессмертный…
— Дей, пусть думают, — вмешался Энзо, который до этого не нашел, что сказать. — было бы с кем воевать. — Скажи, Кол.
— Мне не воевать с ними нужно, а работать… — немного повысив голос сурово прервал их дискуссию я. — Мы дорогу терять не можем…
— Дей, нужно лететь вместе! — попытался от говорить меня от безумной идеи идти на голгофу в одиночку, сказал Рик.
— Нет, Рик, я должен лететь один… Иначе с этими людьми вопрос не решить… — обнимаю друга, но он задерживает наше рукопожатие и смотрит мне прямо в глаза.
— Да одного тебя порвут!
— Все, базар окончен… — резко высвобождаю руку и замечаю как Кол с Риком недовольно переглядываются. — Вы пока тут разберитесь от куда ноги растут. — Они синхронно кивнули и Кол начал курить.
Отхожу от них на три шага и терпеливо, скрепя сердце наблюдаю, как из огромной машины выгружают четыре ящика, в одном из них Фарик, и загружают в самолет.
— Братишка…мы их найдем… — Крикнул мне Рик и я сильнее сжал в ладони четки Фарика, с которыми он последнее время возился.
— Загружай. — сурово отдаю команду я и самолет медленно закрывает багажное отделение.
— Почему он замолчал? — недовольно вскинув голову на какого-то из своих родственников дядя Фархада сжав в руке подушку, одну из тех, что окружают нас на огромном восточном диване.
— Имея столько сколько я имею, — снова начал говорить я, чтобы он не нервничал. — я спокойно мог бы укрыться в любой стране мира и жил бы так мирно и спокойно хоть до ста лет и никто никогда нигде бы меня не нашел, но я приехал к вам, я конечно мог поступить еще хуже, я мог бы послать сюда своих людей и они бы уладили мои дела, пролив не мало крови, но я приехал сюда один, — поднимаю спокойные, но наполненные болью глаза побитой собаки и смотрю на человека, с которым пил в «Жуке-Скарабее», а Фархад тогда переводил слова дяди для нас. Достаю из кармана штанов четки из голубого камня и подержав их еще немного в руке, протягиваю ему. — это его четки… — мужчина забирает у меня личную вещь моего названного брата и я продолжаю излагать мысль так же спокойно и разборчиво, как делал это в начале. — я прилетел, потому что Фархад был мне как брат, я любил его как брата… — глаза стали мокрыми и я моргнул.
— Фархад говорил… что у тебя родился сын… — я не ожидал, что его дядя умеет разговаривать по английски.
— Да, — поспешно киваю я.
— Как ты его назвал?
— Космосом.
— Когда умер твой отец? — на этом моменте к моему горлу подступил комок и я не знаю от чего он возник, от того, что я практически никогда не видел отца или от того, что я боюсь дальнейшего решения дяди Фархада по поводу наличия отца у моего сына.
— Я его почти не помню… — храбро, но печально отвечаю я.
— Я ему верю… — после минутного молчания произносит дядя Фарика и продолжает перебирать четки из голубого камня. — отпустите его к сыну, — благодарно киваю и тут же принимаю пиалу с теплым чаем из рук какого-то мужчины.
В последний раз подхожу к открытому гробу, в котором лежит он. Его волосы тщательно расчесаны и аккуратно уложены на подушке. Он в сером костюме, а руки сложены на груди, замечаю, что в них уже успели вложить четки, которые я привез с собой. Какой же он родной, как-де я буду жить без него? Он ведь мой брат, и чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я понимал, что он становиться слишком близким. Но это не тоже самое, что у меня с пацанами. Они мне тоже дороги и я никогда их не предам и люблю каждого из них, как члена своей семьи. По сути, все они составляют меня и сейчас во мне минус одна частичка человечности.
Мне больно смотреть на его неподвижное лицо и страшно прикоснуться к коже, потому что знаю, что холоден он, как лед и если сейчас мое подсознание еще до конца не верит в то, что произошло, то прикоснись я к нему, мир пошатнется и я больше мне смогу держаться на плаву.
…
С меня были сняты всякие подозрения, я был жив и не виновен перед семьей Фарика, но мне не становилось лучше. Фархад был моим братом и теперь, когда его нет, нет частницы меня. У меня словно оторвали кусок сердца, оставив на нем огромнейший шрам, как от осколка. Еще никогда мне не приходилось так страдать и я очень надеюсь, что больше не придется, потому что прошли сутки, а я все не могу отделаться от мысли, что таджикско-иранский дебил, умерший по собственной глупости был мне так дорог и что жизнь моя больше не будет прежней… Никогда.
— Простите, вам плохо? — прервал мои мысли женский голос и я вскинул голову, обращая внимание на стюардессу.
— А? — она смотрит на меня хлопая пушистыми ресницами и продолжает улыбаться. — Мне хорошо, — соврал я и вымученно улыбнулся.
— Пожалуйста, — она предоставила мне поднос с рассыпанными по нему сосательными конфетками.
— Спасибо. — я взял две и снова отвернулся к окну.
Позади Душанбе, в котором закопана по восточным традициям часть меня.
…
Ребята встречали меня уже в аэропорту, входя в помещение поочередно. Первым был Кол. Мы снова подали руки друг другу и стукнулись грудью.