За всех маленьких в мире(Рассказы и очерки о Великой Отечественной войне)
Шрифт:
Как они волнуются в тот день, когда в их доме должен наконец водвориться неведомый гость из прифронтовой полосы.
Одиннадцатилетняя Валя, дочь наркомпросовской служащей В. А. Громотович, встала в этот день до зари и сейчас же разбудила свою мать:
— Пора за ребеночком!
— Что ты! Что ты! Спи, пожалуйста! Еще нет половины седьмого.
— Но, мама, ведь может же случиться, что наши часы отстают?! Скорее, а то разберут всех ребят, и нам ни одного не достанется!
Эта торопливость кажется как будто излишней: в Узбекистан эвакуировано восемьдесят пять тысяч детей.
Но
Спрос на приезжих малышей оказался здесь, в Ташкенте, так велик, что во многих пунктах не хватило четырехлетних ребят. Их разобрали за неделю.
Товарищ Владимирова, ведающая в Наркомпросе распределением детей, принуждена утешать многих граждан, обращающихся к ней за малышами:
— Вы наведайтесь опять… через день… через два. Кто же знал, что их так скоро расхватают!
А в канцелярии 14-го детского дома на Асакинской улице несколько дней с утра до вечера звонил телефон и секретарь терпеливо повторял в телефонную трубку:
— Эвакуированных четырехлетних детей больше нет! Все разобраны. Позвоните на будущей неделе. Ожидается новая партия.
Теперь эта «новая партия» прибыла, и ташкентцы расхватывают ее с такой же быстротой, как и прежнюю. Берут главным образом маленьких девочек — до пятилетнего возраста.
Многих приезжих детей разобрали детские сады городских учреждений; детский сад Союзунивермага взял шесть, детский сад Узбекбрляшу — десять, а детсад Сельмашзавода — пятнадцать ребят. «Ташкентский Заготхлоптрест организовал в помещении своего клуба интернат для 25 эвакуированных ребят. Воспитанники обеспечены всем необходимым. Ребята посещают школу. Детский сад Наркомзема воспитывает у себя 11 эвакуированных ребят. В одном только Ташкенте 643 семьи и 69 коллективов взяли на воспитание эвакуированных детей», — сообщала «Правда Востока» 6 января 1942 года.
В настоящее время эти цифры нужно помножить по крайней мере на шесть или семь.
Люди самых разнообразных профессий приняли участие в патриотической заботе о детях. Тут и научный сотрудник Среднеазиатского института шелководства, товарищ Жирблис, и комсомолка вагоновожатая Нюша Забойкина, и учитель Meщихин, и бухгалтер Егоров, и аспирантка университета Голованова, и инженер Васильев, и работница пошивочной мастерской Карпова, и секретарь ЦК Коммунистической партии (большевиков) Узбекистана товарищ Усман Юсупов и так далее, и так далее, и так далее — словом, нет такой группы советских людей, представители которой не приняли бы этих детей в свои семьи.
Казалось бы, если ты вводишь к себе в дом чужого ребенка, ты вправе желать, чтобы этот ребенок был тебе мил и приятен. Ведь до конца твоих дней тебе придется отдавать ему всю душу.
Поэтому вполне естественно, что, прежде чем взять к себе в дом приемную дочь или сына, многие не раз и не два посещают те пункты, где живут малыши, присматриваются к каждому ребенку, пытаясь выбрать себе самого лучшего.
Ничего зазорного здесь нет. Было бы странно, если бы было иначе.
Тем изумительнее, что в последнее время появилась довольно большая категория людей, которые отказываются брать к себе в дом миловидных, здоровых и
В том же 14-м детдоме, что на Асакинской улице, есть мальчик с бельмом на глазу. Елизавета Ефимовна, жена инженера, изъявила желание взять именно этого мальчика.
А профессор Зельманович, известный дерматолог, когда ему показали в этом доме десятки ребят, выбрал себе самого хилого — такого, у которого вся голова была в язвах.
Ребенок этот захворал еще дома и, не успев излечиться, приехал сюда с запущенной накожной болезнью.
— Дайте мне вот этого… с язвами, — сказал профессор. — Здоровых у вас и без меня расхватают. А этот… он у меня живо поправится. Уверен, что я его вылечу.
И так же поступил инженер Бурдин.
— Я хочу, — заявил он в детдоме, — взять у вас самого анемичного, самого худого ребенка и попытаюсь сделать его крепышом.
Так же поступила и товарищ Муминова, начальник отдела кадров прокуратуры Ташкента. Так же поступила учительница Кроль (110-я школа). Так поступили и продолжают поступать ежедневно многие граждане Узбекской республики.
Желая возможно плодотворнее послужить своей родине, эти типично советские люди берут у нее самых изнуренных и слабых ребят и взваливают на себя все заботы о них, чтобы вернуть их ей здоровыми и сильными гражданами, вполне пригодными для будущих работ.
Через детский эвакопункт (здесь, в Ташкенте) прошло несколько тысяч ребят. Из них большинство поступило в школы ФЗО, распределено по ремесленным и железнодорожным училищам, а прочие получили направления на работу и являются, по местному выражению, «трудоустроенными».
Причем Горметаллтранссоюз взял на работу одиннадцать человек, Горкожпром — четырнадцать человек, колхоз имени Карла Маркса — двадцать человек, Облхлебтрест — восемь человек, Наркомлегпром — тридцать одного человека и так далее, и так далее, и так далее.
Движение это ширится и растет с каждым днем. Можно не сомневаться, что при таких темпах общественной помощи с бесприютностью эвакуированных детей будет покончено в ближайшие же месяцы…
«Учащиеся 115-й школы в Ташкенте принесли из дому самовары, медные кумганы, тазы, подсвечники, — читаем в „Правде Востока“. — Затем они отправились по махаллям. За несколько дней ребята собрали около тысячи предметов домашнего обихода из меди, олова, цинка, бронзы… За грудами металлического лома живое детское воображение видит танки, самолеты, бронемашины, снаряды, обрушивающиеся на врага».
Большинство этих школьников — тимуровцы. Тимуровское движение возникло здесь с самого начала войны.
Увидев во Дворце пионеров кинокартину «Тимур и его команда», Илюша Соловейчик, ученик седьмого класса 121-й школы, основал в июле 1941 года первую в Ташкенте команду тимуровцев. Первая семья, которую он посетил со своей бригадой, была семья красноармейца Логинова, ушедшего на фронт в самом начале войны. Поработав в этой семье (вместе с Витей Щербаковым и Юрой Кацманом), он послал Логинову письмо, кончавшееся такими словами: «О семье не заботьтесь! О ней позаботимся мы!»