За землю Русскую
Шрифт:
Чука не спал ночь, но утром поднялся, как всегда, рано. От бессонницы у него кружилась голова. Чука облился студеной водой, велел принести кислой капусты, поел. Чем больше думал воевода о том, что слышал вчера от Александра, тем яснее становилось ему, что прав, ох как прав Александр Ярославич. Чука даже повеселел оттого, что понял это. «Высоко и далеко летают молодые орлы, — думал он. — И тому быть орлом над орлами, который выше и дальше летит, зорок глазом, не бьется головой о камни». Вспомнив, что ему, пока не поднялись гости, надо побывать у
Над Москвою поднялось солнце. Оно светило по-осеннему — мягко и тихо. Чука заглянул к навесам, посмотрел, задан ли корм коням. От навесов прошел к Воротной стрельнице. Мастера тесали венцы. Чука поздоровался, осмотрел, что сделано вчера, спустился вниз. Обогнув угол хором, он неожиданно, к изумлению своему, увидел князя.
Александр стоял перед хоромами на вершине холма, у самой кручи, где холм обрывается над рекой. Внизу, по подгорью, белело заостренное столпие палисада, за ним — топкий, покрытый ржавыми лужами родников, непроезжий берег. На мыске, у устья Неглинки, над самой водой склонилась старая черемуха. Она наполовину осыпала поблекший лист. Темный, узловатый ствол ее четко выделялся на сизой поверхности разбухшей от осенних дождей реки.
За рекой, в Замосковье, раскинулись поймы заливных лугов. Посадами выстроились пузатые стога. В лучах утреннего солнца поблескивают озерки и налившиеся водою болота. Вдали темнеет глухой бор. По всему Замосковью не видно жилья, только у самой опушки дальнего бора по дымку, который стелется над поймой, можно различить чье-то займище.
— Рано поднялся, княже, — приблизясь к Александру, сказал Чука. — Аль худо ночь почивалась?
Александр оглянулся:
— Не худо. Крепко спал у тебя, на новоселье, да вот вышел и любуюсь на угодья. Богата ими Москва.
— Истинно ты молвил, княже, бога-а-ата! — протянул Чука, и в голосе его прозвучала гордость. — На срединном месте заложил город прадед твой, князь Юрий; во все концы пути от Москвы. Приходят к нам люди, поглядят, полюбуются и, смотришь, избы рубят. Есть у нас пашни широкие, луга заливные, леса раменные. Торговые гости реками и волоками со всех сторон идут… Не городку бы стоять на холме нашем, а городу, не сосновый бы Кремник тынить, а рубить дубовые стены с осыпями и заборолами, с тайниками и стрельницами каменными.
Александр молча слушал воеводу. Казалось, вставал перед глазами князя разбросавшийся вокруг каменных стен Кремника большой город, с палатами пышными, соборами златоглавыми.
— Доброе место, — как бы отвечая на свои мысли, промолвил он.
— О том и моя речь, — довольный тем, что услышал от Александра, отозвался Чука. — Князя сильного надо Москве. Принять бы тебе, Александр Ярославич, город под свою руку.
Александр не ответил. Он оглянулся вокруг, точно хотел запечатлеть в памяти то, что в думах о Москве возникло перед его взором. Внизу, под кручей, за палисадом, играет серебряной рябью река, чья-то ладья поднимается вверх, к устью Всходни. От хором с ведрами на коромысле прошла мимо высокая, стройная молодица. Она поклонилась князю и стала спускаться по тропе к Неглинке.
…На крыльце хором появился Ивашко.
— Савва! — воскликнул Ивашко, узнав гонца. — Ждали мы тебя во Владимире.
— Из Новгорода гнал я во Владимир, да опоздал. Ушли вы, — спешившись, ответил гонец. — Пустил и я коня следом. Весточка есть у меня тебе, Ивашко.
— От Олёнушки? Здорова она?
— Здорова. И Олёнушка и дочка.
— Спасибо, Савва, за весть, — Ивашко обнял гонца.
— Где князь? В хоромах?
— Нет, на воле. У кручи он, — показал Ивашко.
Увидев гонца, Александр ступил навстречу.
— Поклон тебе, княже, от Великого Новгорода, — начал Савва, но Александр перебил:
— Поклон после, Савва; сказывай, что велела княгиня!
— Княгиня велела поздравить тебя с сыном Даниилом Александровичем…
— А сама?
— На крыльцо вышла, как я уезжал, и молвила, что ждет тебя на Новгороде. А вот грамота болярина Федора и воеводы Гаврилы Олексича.
Александр взял свиток. Не развертывая его, снова окинул взглядом Замосковье. Солнце поднялось выше, дымок, стлавшийся недавно над дальними пожнями, теперь растаял.
— По сердцу мне Москва, Чука, — задумчиво, не оборачиваясь к воеводе, промолвил он. — Гостил бы дольше, да пора, время быть на Новгороде. Ныне словом скажу, после скреплю грамотой и печатью своей: на Москве принял я весть о рождении Данилки, так и быть ему князем московским.
Стук топоров, доносившийся со стороны строящейся Воротной стрельницы, слился с шумом и говором торга. В воздухе разлились запахи сладкого избяного дыма. Скрипят, низко кланяясь тонкими шеями, колодезные журавли. Стая галок взвилась над Кремником; будто приветствуя утро, покружилась над рекой и звонкой, сполошной тучей упала на луга Замосковья.
Краткий словарь малоупотребительных слов, встречающихся в тексте
Аксамит — мягкая пушистая ткань из шелка или льна, иногда украшенная золотым или серебряным узором.
Баской — нарядный, красивый.
Безгода — плохие времена, несчастье.
Бель — белка, то же — веверка, веверица, векша.
Бехтерец — кольчуга с медными или бронзовыми пластинками в виде чешуи.
Било — сухая деревянная доска, заменяющая колокол.
Борть — дупло, колода с ульем; бортник — занимающийся поиском бортей в лесу.
Вежа — надстройка на здании, башня; в ином значении — шатер (половецкие вежи).
Веред — чирей.
Видок — свидетель.
Гриди — в Новгороде — служилые люди, близкие боярам-вотчинникам.
Домница — сыродувный горн для производства кричного железа, имел широкое распространение в древней Руси.