За Землю Русскую

Невский Александр Ярославич

«И оттоле начашася новгородци мясти и вечи часто начата творити».

Хотя вече составлялось из всех членов новгородской общины, как богатых, так и бедных, но в сущности всеми делами и решениями веча орудовали знатные и влиятельные боярские роды, принадлежавшие к различным враждебным друг другу партиям. Появлялось ли какое-нибудь народное бедствие в Новгороде – и враждебные партии уже спешили воспользоваться возбуждением черни и народным горем для своих целей. Бедный люд, таким образом,

был не более как орудием в руках враждующих между собой боярских родов, которые нередко готовы были жертвовать благом родины, лишь бы добиться торжества над противниками.

В своих стремлениях к установлению единовластия в Русской земле суздальские князья для утверждения своей власти в Новгороде первоначально также старались заручиться поддержкой своей партии. Восставая против их притязаний, противники суздальского влияния возбуждали народ во имя старинных прав и вольностей, во имя свободы и независимости родины, выступая таким образом защитниками отечества против князей, стремившихся будто бы к его порабощению.

Только впоследствии выяснялось все более и более, что бояре, волнуя народ и продавая отечество различным князьям, имеют в виду далеко не благо народа, а преследуют свои эгоистические цели. Под конец боярская аристократия окончательно разошлась с народом, став в резкое противоречие с его кровными интересами и духовными стремлениями.

Ясно стало, что князь, желавший прочно и навсегда владеть Новгородом, должен взять под свою защиту весь новгородский народ, обижаемый боярами, в твердой уверенности, что он не пойдет за своими притеснителями. Таков внутренний смысл продолжительной борьбы, начатой с Новгородом суздальскими князьями и окончившейся при Иоанне III…

Особенно замечательны были отношения новгородцев к отцу св. Александра – князю Ярославу Всеволодовичу. Новгородцы несколько раз приглашали и снова прогоняли его от себя вследствие его крутого и самовластного нрава. В 1228 г. Ярослав Всеволодович, разгневавшись на новгородцев за их непослушание, удалился в Переяславль, оставив в Новгороде своих несовершеннолетних сыновей Феодора и Александра с их воспитателями.

Тотчас по отъезде князя в Новгороде начались беспорядки. В 1228 г. в Новгородской земле стояла необыкновенно дождливая осень. С самого Успеньева дня начали лить дожди и продолжались непрерывно до Николина дня. «За все это время мы не видали ни одного светлого дня, – замечает летописец. – Нельзя было ни сенокоса окончить, ни убрать с полей хлеба». Очевидно, Бог прогневался на новгородцев.

Нужно было найти виноватых. В то время владыкой в Новгороде был инок Арсений, избранный в архиепископы приверженцами Ярослава Всеволодовича. Враги последнего воспользовались народным возбуждением по случаю небывалого ненастья. Собралось бурное вече.

Раздались крики: «Владыка Арсений во всем виноват! Из-за него стоит ненастье! Зачем он неправильно сел на владычьем столе, заплативши мзду князю!» Толпа бросилась на владычий двор. Кроткий Арсений едва успел укрыться в храме Св. Софии, но его оттуда вытащили, «акы злодея пьхающе за ворот». Владыка едва спасся от смерти. Тогда толпа принялась за истребление других приверженцев Ярослава.

Весь город поднялся на ноги. Никогда не бывало столь бурного веча. Ярославовы сторонники решились защищаться до последней крайности. Готовилось ужасное кровопролитие, но, к счастью, под самый Николин день, на 6 декабря, произошло страшное наводнение, сломало Волховский мост и таким образом разделило противников, собравшихся с оружием в руках на противолежащих сторонах.

Восторжествовавшая партия послала сказать князю, что он может приехать в Новгород, но должен отказаться от всех затеянных им новин, должен уважать новгородскую старину и вольности. В противном случае, замечали послы, «ты себе, а мы себе». Но Ярослав был вовсе не такой князь, который

бы легко отказывался от своих стремлений. Среди зимы, в ночь на вторник в сыропустную неделю, новгородцы узнали, что юные княжичи, Феодор и Александр, по приказанию отца покинули Новгород.

Это внезапное исчезновение было ответом Ярослава на новгородские требования. Новгородцы поняли, что Ярослав сильно разгневался на них. На следующее же утро собралось вече. «Князь задумал какое-нибудь зло на Св. Софию… Мы не гнали княжичей от себя и самому князю не сделали никакого зла, казнили только свою братью. Пусть судит им в том Бог и честной крест, а мы промыслим себе князя!» – кричали на вече. Такого именно результата и добивались противники суздальского влияния.

Решено было послать в Чернигов и звать князя Михаила Всеволодовича. Но последнему недолго пришлось пробыть в Новгороде. После его отъезда снова начались волнения. Борьба партий разгоралась все более и более, и беспорядкам, казалось, не было конца. Новгородцы решили снова призвать Ярослава Всеволодовича.

Очевидно, твердый, строго последовательный образ действий этого князя производил сильное впечатление на новгородцев, которые, как будто сами утомившись от внутренних волнений и мятежей, спешили под защиту сильного князя. Ярослав не замедлил явиться на зов новгородцев и прибыл в Новгород декабря 1230 г. Прожив здесь около двух недель, он вторично оставил своих сыновей Феодора и Александра и удалился в свой Переяславль.

Юным князьям и на этот раз пришлось быть свидетелями ужасных народных бедствий. Глубокое, неизгладимое на всю жизнь впечатление должны были производить на юные души их потрясающие картины посетившего Новгород страшного несчастья. Не дай Бог никому переживать ничего такого!

Но подобные испытания, потрясая душу, воспитывают серьезный взгляд на жизнь: жизнь – не веселый праздник, но подвиг… В грозные минуты народных бедствий умолкают себялюбивые стремления, и чужое горе, живо ощущаемое, порождает у благородных натур желание принести себя в жертву, лишь бы облегчить чужие страдания.

Не может пройти без важных последствий, когда правителю народа, как св. Александру, приходится так близко ознакомиться с народными бедствиями и так рано заботиться об их облегчении. Здесь-то научился св. Александр быть «сиротам и вдовицам заступником и беспомощных помощником», «не изыде бо из дому его никто же тощь».

Вследствие раннего мороза все озимые посевы погибли в Новгородской области, и «оттоле горе уставися велико»: цены на хлеб стали быстро возрастать и дошли до небывалой высоты – по гривне серебра (около фунта) за четверть ржи. На подвоз не было никакой надежды, потому что бедствие постигло на этот раз не один Новгород. По всей земле Русской терпели голод, кроме Киева.

Несчастные новгородцы сначала ели мох, липовую и сосновую кору, желуди, ильмовый лист, потом принялись за конину, собак и кошек, но, видно, под конец и этой пищи не хватило. Множество непогребенных трупов умерших от голода людей валялось по улицам. «Что сказать о постигшей нас каре Божией! – восклицает летописец, продолжая свой ужасный рассказ. – Кто не прослезится, видя мертвецов, разбросанных по улицам, и младенцев, которых пожирали псы!?»

Голод заглушал, казалось, все человеческие чувства; отцы и матери продавали детей в рабство, только бы добыть хлеба. Брат брату, отец сыну, мать дочери отказывали в куске хлеба. Тупо и бессмысленно смотрели родители на муки умиравших голодной смертью детей своих… «Не бысть милости межи нами, не бяше, туга и печаль, на уличи скорбь друг с другом, дома тска, зряще дети плачущие хлеба, а другая умирающа».