«За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова
Шрифт:
Так наши уехали на юг, через Тироль, к Первой дивизии. Уехал и Василий Федорович к себе домой (генерал В.Ф. Малышкин с женой сняли комнату у бауера в Зееге, недалеко от имения Эриха Двингера, известного немецкого писателя, где устроился жить с семьей и Вильфрид Карлович Штрик-Штрикфельдт). В Фюссене осталось немало наших людей, но стало тихо, как перед грозой, осталась одна тоска на душе.
Вдруг открывается дверь, и входит подполковник Калугин. Услышав, что я остался в Фюссене, и не зная причины, он пришел увезти меня к себе в горы. Он со своими людьми нашли в лесу спрятанный эсэсовский склад оружия, снаряжения и консервов и осели поблизости, переждать первые дни прихода американцев. Решил он увезти и меня туда, но я сказал ему, в чем дело, и посоветовал самому вернуться к своим людям, чтобы не быть отрезанным. И вдруг загудела продолжительная сирена, что означало —
Зная, что соседний город — Кемптен уже занят американцами, Фюссен приготовился встретить победителей. Бургомистр и старейшие лица города упросили эсэсовцев, которые собирались затеять бои в этом районе, покинуть город без боя, а потом поехали в Кемптен, объявить город свободным. А эсэсовцы хотя и покинули город, но за собою взорвали мост через реку Лех, сами же отошли по направлению к Лехбруху. Это было с 26 на 27 апреля. Ночь проходила в тревоге, и вдруг раздался сильный взрыв — это эсэсовцы взорвали мост.
Приход американцев
На следующий день, 27 апреля, в послеобеденные часы раздался одинокий пушечный выстрел, и вслед за ним послышался грохот, и в город со стороны Кемптена ворвалась колонна американских джипов. Проехали весь город, добрались до реки и перед взорванным мостом стали. Машинам конца не было. Стояли они долго, и солдаты, почти все, вышли из машин переминать ноги и покурить. Город встретил их белыми флагами из окон, а какой-то немец недалеко от дома, где мы жили, вывесил американский флаг, но американцы заставили его убрать. Простояв часа два, американцы оставили в Фюссене комендатуру и обслуживавшие ее части, а вся остальная колонна повернула обратно и пошла в обход, на Зеег и Кауфбоерн. Таким образом, намеченных в районе Фюссена боев не было, но в окружающих его лесистых Альпах и предгорьях их осталось много спрятанных складов оружия, снаряжения и консервов. В этих лесах долго еще скрывались отдельные эсэсовские команды, которые постепенно рассосались.
Итак, мы на той стороне фронта, мы у американцев, но что происходит с нашими, уехавшими на юг, навстречу решениям своей судьбы и судьбы всего движения? А в Фюссене народ притаился и ждет, что будет. По улицам взад и вперед мирно разгуливают американские солдаты. Но потом выяснилось, что кое-кто из них и девиц силой из дому уводил, и в некоторых домах картины на стенах располосовал. В нашем же доме внизу мадам Штрандман зашла к Владыке Анастасию, и когда они стояли, разговаривали, с улицы солдат дал очередь, и пули, пролетев над их головами, вонзились в стену.
Моя комнатушка опустела, все заняли выжидательное положение. Только одна сестра милосердия Татьяна, не считаясь ни с чем, систематически приходила менять мне на ноге компресс. Эта бесстрашная девушка являлась образцом старой русской, дореволюционной сестры, которая и при самых тяжелых боях с сумкой Красного Креста через плечо ходила по полю боя и перевязывала раненых. Каждый раз, когда она приходила ко мне, я невольно вспоминал другую такую же сестру милосердия, из далекого прошлого…
Это было в 1918 году, во время осады Баку турками. Прорвав наш фронт у Волчьих ворот, турки сосредоточили сильный артиллерийский, пулеметный и ружейный огонь на месте прорыва. Будучи назначенным отбить турок и заткнуть прорыв, я с батальоном занял исходную позицию и ждал удобного момента для контратаки. И вдруг под бешеным огнем турок девушка-подросток с косынкой на голове и с сумкой сестры милосердия через плечо точно влетела в мое прикрытие со словами: «На людях и смерть не страшна». С тех пор прошло больше чем полстолетия, а образ этой героини, как живой, стоит перед моими глазами. Такой жертвенной и бесстрашной была и Татьяна.
Сразу же после прихода американцев и открытия их комендатуры молодой офицер Игорь Юнг пошел в комендатуру и заявил о себе как власовском офицере. В комендатуре его задержали и сразу же отправили в штаб дивизии. На допросе он сообщил о том, что генерал Власов, покидая Фюссен, оставил там своего заместителя, генерала Малышкина для переговоров с американцами и что его можно найти через его секретаря, доктора Димитрия Александровича Левицкого. В ту же ночь из дивизии за Левицким был послан в Фюссен американский офицер, и Левицкий вместе с Львом Раром и американцем поехали по направлению к Зеегу. Недалеко от крестьянского дома, где жил Малышкин, остановили машину и без американца пошли и разбудили Малышкина, который, узнав, в чем дело, послал за Штрикфельдтом, жившим неподалеку, у писателя Э. Двингера. Штрикфельдт приехал, и, как полковник Веревкин (по заранее заготовленным предписаниям Власова), передал себя в распоряжение Малышкина. Надев рюкзаки, генерал и полковник пошли к дожидавшемуся их американцу. Он встретил их отданием чести и объяснил, что послан доставить их в штаб своей дивизии, на что Малышкин согласился. Американец перед отъездом предложил всем по рюмке коньяку, и они поехали. В Фюссене Левицкого и Papa высадили и поехали дальше. В штабе дивизии их принял начальник дивизии генерал Снайдер. Штрикфельдт объяснил генералу, что он капитан немецкой армии и сопровождает генерала Малышкина как переводчик. Генерал отнесся к парламентерам очень внимательно и, узнав про их миссию, сказал, что он им вполне сочувствует, но решать ничего не может и переправит их в штаб армии, но они могут написать своим женам, и он пошлет их письма по назначению, что он действительно и сделал.
Снайдер отправил парламентеров в распоряжение командующего 7-й американской армии, генерала Петча. Генерал Петч принял их очень заинтересованно и внимательно выслушал обстоятельный доклад Малышкина о роли и задачах Освободительного движения народов России. Попутно генерал задал Малышкину несколько пояснительных вопросов о непонятной роли русских батальонов на французском фронте и, представив себе подлинное положение вещей и трагедию людей, сидевших перед ним, сказал: я понимаю вас и вхожу в ваше положение, но я солдат и в вашем политическом вопросе ничего решать не могу и ничего вам не обещаю. О вашем деле я доложу главнокомандующему. Парламентерам было оказано достойное их миссии внимание.
Генерал Айзенхауэр, выслушав донесение Петча, сказал, что в таком политическом вопросе он обязан спросить мнение американского правительства в Вашингтоне. Правительство же ответило, что оно не желает иметь ничего общего с Власовым. Дни проходили за днями, а парламентеры сидели в неведении. Когда произошла капитуляция Германии, они автоматически превратились в военнопленных, о чем генерал Петч с грустью передал Малышкину, на прощание пожал ему и Штрикфельдту руку и, пожелав им успеха, удалился. Парламентеров привезли и сдали в сборный лагерь в Аугсбурге, где они встретились с генералом Жиленковым. Оказалось, что Жиленков в Австрии в сопровождении майора Хитрово тоже пошел к американскому генералу как парламентер Власова (фамилии генерала не знаю). Генерал его выслушал, вызвал своего адъютанта и приказал угостить дожидавшегося Хитрово и отпустить его, а самого Жиленкова после капитуляции Германии отправили в Аугсбург в лагерь военнопленных.
И генерал Малышкин и генерал Жиленков, не считаясь с последствиями своих слов, ясно и определенно изложили американским генералам не только идею освободительной борьбы генерала Власова, но и подлинную роль коммуниста Сталина, злодеяния которого во много раз превышают злодеяния Гитлера. Мало того, они не побоялись обратить их внимание на последствия разгрома только одного злодея, открыв другому возможность продолжать свои зверства в куда больших масштабах. Теперь, оглядываясь назад и вспоминая те далекие страшные и в то же время полные надежд дни, считаю своим долгом подчеркнуть, что хотя генералы Власов, Малышкин, Жиленков и многие другие и стали жертвами своего смелого выступления против коммунизма, зато они свято и нерушимо выполнили свой долг перед Россией, как и перед настоящим и будущими поколениями.
Позволю еще раз вернуться к событиям в Фюссене. После увоза генерала Малышкина в Фюссене парламентерами остались генерал профессор Димитрий Ефимович Закутный и я. Так как я был прикован к постели и ходить не мог, то после прихода американцев я попросил сестру Татьяну пойти в комендатуру и доложить им обо мне и о моей миссии. Там ей ответили, что они уже обо мне знают и придут ко мне. Оказалось, что, как только комендатура обосновалась, хозяйка квартиры Закутного пошла туда и сделала заявление, что у нее живет русский генерал, которого власовцы принудительно поселили в их дом. Американцы сразу же забрали Закутного, несколько дней продержали его под арестом и выпустили на свободу. Мы тогда этот факт восприняли как хороший показатель. Димитрий Ефимович после своего приключения не раз посещал меня, и мы подолгу беседовали. Примерно недели через две его опять арестовали и посадили в тюрьму, в одиночную камеру. Добровольно пошел сидеть с ним его переводчик. Генерал Закутный, офицер Красной Армии, владел только русским языком. Жена генерала, молодая женщина, на последних месяцах беременности, получила разрешение каждый день навещать мужа.