За жизнь платят кровью
Шрифт:
Из поселка на том берегу взлетел санитарный вертолет, и ушел в сторону Демидовска. Вот и Сеньку увезли, дай–то боже, чтобы ему кишки собрали нормально и живот заштопали.
— Тащ старшина, а как там Сенька? — Дикий точно мои мысли прочел.
— Жить будет. Но свое он, фактически, отслужил. После такого ранения комиссуют. Из госпиталя выйдет, и сразу на гражданку. Ну, или во вспомогательные службы, как сам решит. — Прапор проводил вертолет долгим взглядом. — Надо было вас в броне отправить. Следующие так и пойдут.
Тем временем бандитов, целого,
— Гаврилюк, Котомкин, вы с лошадьми вроде как знакомы? Доставите эту кавалерию в часть. — Старшина недовольно посмотрел на лошадок. — Не люблю коней.
— Вы просто не умеете их готовить, товарищ старшина. — Совершенно случайно вырвалось у меня.
— Разговорчики! Тоже мне, кулинар. — Усаживаясь в машину, усмехнулся наш прапор. Поглядел на нас, и кивнул, кинув правую ладонь к шлему. — Вообще — молодцы! Остались живы, и победили. Так держать, бойцы!
— Есть так держать! — Мы вытянулись, тоже беря под козырек. Правда, я вытянулся держась одной рукой за поручень подвесного моста.
— Потопали? — Дикий подкинул трофейный кинжал. Поглядел на меня, поднял мешок с пистолетами девчонок, повесил себе на шею СКСы. — Пошли, стукнутый, не торопясь, но уверенно.
— Пошли. — Я, придерживаясь руками за доски ограждения, шагнул на качающийся мосток.
На том берегу нас встретили два мужика, из поселковых. Долго молча трясли нам руки, потом забрали лишнее оружие у Димки, взяли автомат у меня.
Один из мужиков подпер меня с подбитой стороны, и я таким образом дохромал до медпункта, где попал в сильные руки поселкового врача. К моему огромному удивлению, им оказался здоровенный негр. Думал, что он американец, а оказалось что из Франции.
Впрочем, врачом он оказался вроде как отличным. Быстро осмотрел мне ногу, обеззаразил, обезболил, сделал пару нешироких разрезов, из которых хлынула густая черная кровь. Нога сразу успокоилась, дерганье прекратилось.
А доктор вставил в каждый разрез по паре каких–то трубочек, намазал вообще все бедро в районе удара чем–то липким и розовым, и забинтовал ногу.
— Завтра здесь перебинтую, остальное в части. Ничего страшного, гематома. Через месяц будешь снова марш–броски бегать. — Успокоил меня доктор, и помог дойти до приемного покоя. Там, вместо грязной формы, на кресле лежали футболка и шорты. А вместо ботинок стояли легкие сандалии.
— Твои вещи забрали, выстирают, почистят. — Сидящий на стуле Пашка протянул мне запотевшую бутылку. — Держи, сидр. Замечательная штука, испанский.
— Спасибо, Паш. — Я нацепил поверх шорт ремень с пистолетом в кобуре, и отхлебнул ароматного и холодного напитка из открытой бутылки. — Вкусно, блин. Жить хорошо, однако.
— Ага, а хорошо жить еще лучше. Пошли, там небольшая пирушка в нашу честь намечается. — И Пашка встал, протягивая мне резную палку. — Давай автомат, держи трость. Пошли, будем есть и пить. Там уже накрыли, наверное. Жрать охота, вечер уже. Да и сушняк надоел.
На самом деле, на центральной площади поселка, крохотной, конечно, были накрыты столы. Судя по домашним яствам, здешние хозяйки расстарались. Но и мужики тоже постарались, неподалеку от столов был сделан немаленький очаг, над горящими углями которого при помощи редуктора и электромотора медленно поворачивалась туша приличного поросенка.
На мой взгляд, здесь собралось примерно с сотню человек, если не больше. Наверное, все население Жемчужного.
— О, еще один спаситель. — Меня углядела та самая пышка, резво подскочила и смачно поцеловала в губы. — Меня Женей папа с мамой назвали. Так меня зовут друзья и подруги, и так можешь звать меня и ты. А тебя как?
— Алексеем. Можешь Лешей, Лешкой. — Я с удовольствием пожал блондинке руку, приходя в себя от ее поцелуйчика. — И поосторожнее сейчас со мной, нога болит.
Пашка уже потерялся среди праздника, так что мной занялась Женя и еще одна из спасенных девчонок, хорошенькая коротко стриженная брюнетка, Вика, представляя соседям, друзьям, родственникам.
Я запомнил только мать Жени и отца Вики, остальные промелькнули перед глазами, и вот я уже сидел за столом, и сосед, здоровенный мужичина, наваливал мне в тарелку основательную гору пельменей.
— Ешь, это настоящая еда, не то, что эти салатики. Надо же, придумали. Цезарь! Нажарили сухарей и мяса, смешали, и балдеют. Да я лучше отдельно жаренного мяса съем, свежим хлебушком зажую, и то больше толку. А вот пельмени — это веками проверено, надежно и вкусно! Водку будешь? — Мужичина потянулся к запотевшей бутылке «Новомосковской».
— Нет, спасибо. Если можно, сидра. — Я полил пельмени сметаной, чуть присыпал перцем и специями, с благодарностью принял кружку с холодным сидром, и встал вместе со всеми, слушая тост мэра Жемчужного.
— Ну что можно сказать? Парни, вы спасли наших девочек. За это наш вам земной поклон! — Мэр обозначил его, чуть прогнувшись в очень нехудой пояснице. — И наша огромная благодарность. Мы видим, что наша армия есть везде и всегда, и готова всегда прийти нам на защиту. Спасибо вам, парни, спасибо вашим командирам за вашу выучку. Ваше здоровье, ребята! — И мэр поднял кружку с пивом. Все закричали, кто «ура», кто «молодцы», дружно выпили, и не менее дружно принялись уничтожать запасы продовольствия на столах.
До самого темна народ отрывался по полной. В свете загоревшихся фонарей начались танцы. Что интересно, парней примерно нашего возраста в поселке не было. Те девчонки, которых мы спасли, и были представительницами молодежи поселка. Остальные или уже к тридцати, замужние женатые, или еще детвора сопливая. Так что девчонки наперебой вытаскивали бойцов на площадку, и даже я пару раз с тросточкой выходил. Правда, на минуту–другую.
Основная часть мужиков неплохо выпила, и была разогнана женщинами по домам, отсыпаться. Работу никто не отменял, жизнь–то продолжается.