За звёздным горизонтом
Шрифт:
– Но вообще я голодный, – сказал я, доставая собственный сухпаёк, – давайте хоть поужинаем вместе.
Макс кивнул, улыбнувшись. Митька как-то ловко и незаметно тоже пристроился рядом со мной.
– За Революцию! – произнёс тост Павел после того, как разлил самогон по гранёным стаканам в подстаканниках.
– За наших! – синхронно ответили мы.
Я стукнул кулаком по стаканам парней, потом приступил к ужину.
Расслабившись, ребята начали травить байки. Потом вспоминать курьёзные ситуации. После этого дошло дело и до более тяжёлых
Наконец, Максим начал убирать пустые консервы обратно в пластиковый контейнер сухпайка.
– Ладно, – сказал он, – надо ещё отоспаться будет. И готовиться. На месте надо быть в форме.
Павел кивнул в ответ.
За окном сумерки позднего вечера становились настоящей ночью. Я включил свет для чтения над своей полкой и помог собрать мусор.
– Я вынесу, – сказал я, собирая контейнеры.
– Давай, – кивнул Максим, после чего вытянулся на своей полке.
– Я с тобой! – Митька поднялся, освобождая мне проход, и открыл дверь купе.
В коридоре было свежо и даже прохладно. Кондиционеры продолжали работать на полную мощность, хотя солнце давно зашло. Двери остальных купе были закрыты. Всё правильно: ребята отсыпаются, пользуясь возможностью. Это нам попались беспокойные попутчики постарше… хотя было ли это случайностью? Не могу точно сказать – от ребят из контрразведки можно было ждать чего угодно.
Я смотрел на Митькин затылок. Он шёл по коридору осторожной, крадущейся походкой, ловко подстраиваясь под колебания раскачивающегося вагона. Это продолжалось пару секунд, а потом он, после очередного толчка, вдруг налетел боком на поручень. Тихо выругался, и дальше пошёл так, как ходят обычные люди, придерживаясь рукой за стенку.
Во время инструктажа подполковник предупреждал меня, что агент обладает определённым набором специальных навыков, чтобы я был осторожен и ни в коем случае не вступал с ним в непосредственное столкновение. За время посиделок я как-то расслабился и почти уверил себя, что Митька нормальный, а подозрения насчёт него – это какая-то ужасная ошибка.
Спустя ещё несколько секунд я уже не был уверен, что его особая походка мне не померещилась. Подсознание от нервного напряжения иногда способно делать странные вещи.
Будто почуяв взгляд, Митька обернулся.
– Идёшь? – спросил он.
Я кивнул в ответ и, поправив контейнеры так, чтобы они не вывалились по дороге, пошёл вслед за ним.
В какой-то момент я вдруг остро ощутил себя на его месте. Наверно, сказался опыт разведчика. Каково это – быть в окружении врагов и продолжать делать своё дело, несмотря ни на что? Улыбаться им, шутить и балагурить – зная, что в любой момент ты готов убить того, кому улыбаешься? И так день за днём…
Сложно. Но человек способен адаптироваться ко всему.
Должно быть, Митька сейчас ищет способ безопасной связи. Угадывает момент. Это не так просто, как кажется. Контрразведчик говорил, что агенты отказались от использования радиосвязи. Их научились пеленговать очень быстро и эффективно. Устроить лазерную передачу через окно движущегося поезда – это тоже из разряда фантастики. Остаются только физические носители.
Окна в вагоне не открываются. Тамбуры на стыках тоже невозможно использовать из-за слишком большого риска повредить контейнер. Остаются только станции.
На каждой остановке по пути следования будут работать команды контрразведчиков. Тут моя помощь не требовалась. Подполковник был почти уверен, что именно там произойдёт попытка связи, но я бы об этом узнал только после того, как Митька не вернулся бы обратно в купе.
Моя помощь нужна была только на тот случай, если вдруг агент задумал что-то совсем неожиданное. Нужно было подмечать странности в его поведении и попытаться зафиксировать попытку передачи, которая могла бы последовать. На прямой вопрос: «А как она может выглядеть, эта попытка?» контрразведчик, нахмурившись, ответил: «Как угодно. Прояви фантазию».
Ещё он просил отслеживать все контакты Митяя в поезде – на случай, если вдруг среди пассажиров или проводников затесался подельник. По его словам, это было крайне маловероятно, перед операцией всех тщательно проверили, но абсолютной гарантии не мог дать никто, даже они.
Я с тоской бросил взгляд на то место, где когда-то внутри вагона была установлена камера. Конечно же, теперь на её месте торчала уродливая заглушка. Системы видеонаблюдения массово уничтожались в первые месяцы после Революции, и до сих пор власти не решались снова начать их внедрение, даже на основе аналоговых технологий.
Мы дошли до конца вагона и по очереди опустили мусор в контейнер.
– Надо бы умыться перед сном, а я мыльно-рыльные в купе забыл… растяпа! – сказал он, словно извиняясь.
Я посмотрел в окно, на мелькающий сумеречный лес, залитый дымчатым туманом, едва подсвеченным ущербной луной.
– Да рано ещё вроде, – сказал я, посмотрев на часы; стрелки показывали половину десятого, – наверно, я бы почитал ещё, всё-таки готовится надо…
– Не знаю, в первый день надо немного дать слабину, – ответил Митяй, – чтобы пружина не лопнула.
Он подошёл к окну и опёрся на поручни.
А я вдруг поймал себя на том, что мучительно хочу узнать, что происходит у его в голове. Почему до сих пор он продолжает выполнять программу уже несуществующей власти Вечных. Может, сам рассчитывает на укол?.. неужели всё ещё верит, что такое возможно?
– Я боюсь гражданки, – вдруг сказал он, не поворачиваясь ко мне, каким-то тяжёлым тоном, будто выдавливал из себя слова.
– Что?– растерянно переспросил я.
– Боюсь, что смысла во всём этом больше не будет… – сказал Митяй, – в бою ведь всё просто: есть ты и есть противник. Тебе надо выжить – а для этого необходимо уничтожить его. Всё остальное вторично, так?.. А сейчас что за время наступает? Кто знает? – он вздохнул, – а ты почему решил на офицера идти?