Заарин
Шрифт:
Глава 1
ЗААРИН-БОО
100 лет назад. Улус Хандабай
— Мэндэ амар, богдо Баташулуун! — Гомбо Хандагуров низко склонил голову. — Пусть Высокое Небо, отец, и Широкая Земля, мать, даруют благополучие тебе и твоему роду!
— Сайн байна, Гомбо. — Баташулуун Шагланов кивнул. Он пил чай, сидя на вытканном девятью разными цветами ковре, застилающем земляной пол юрты.
Хотя в его приветствии звучало приглашение к чаю, его-то как раз он гостю и не предложил. Присесть рядом — тоже. Это нарушало все мыслимые обычаи, испокон веков принятые среди бурят, но на то были свои причины.
— Зачем ты пришел, Гомбо? Я тебя не звал.
— Ты мой найжи, — снова поклонился Гомбо, — ты не можешь отказаться выслушать меня.
Имя Баташулуун переводится с бурятского языка как «твердый камень». Он был заарин, то есть величайший шаман, прошедший все девять возможных ступеней посвящения. И он действительно был найжи, крестный отец и учитель, посвятивший Гомбо в хаялгын-боо, дающее право приносить кровавые жертвы белым бараном, что соответствовало третьей ступени шаманской иерархии. По неписаному закону Баташулуун действительно не мог отказать Гомбо в помощи, однако…
Полгода назад во время обряда посвящения Баташулуун, как всегда, выверенным ударом заколол белого жертвенного козла. Он спустил его кровь над жертвенным таганом с кипящей водой из девяти источников, с лежащими на дне девятью камнями с девяти гор. Затем он столь же уверенно и скоро разделал тушу и извлек из нее лопатку, по которой найжи узнает о будущем своего крестника.
Едва взглянув на лопатку, заарин изменился в лице. Он увидел то, что на короткое время выбило его из колеи. Однако вскоре он взял себя в руки, достойно довел обряд посвящения до конца, но на следующий день сам отыскал новопосвященного хаялгын-боо и запретил ему не только входить в свою белую юрту, но и вообще попадаться ему на глаза…
Но несмотря ни на что, Баташулуун Шагланов оставался найжи. Он едва заметно кивнул:
— Говори.
— Разреши задать тебе вопрос.
— Спрашивай.
Гомбо вдруг поднял голову и дерзко посмотрел заарину в глаза.
— Что ты прочел по жертвенной лопатке на моем посвящении, богдо?
Баташулуун был удивлен тем, что молодой наглец смеет смотреть в глаза заарину! Однако… Впрочем, лицо его продолжало сохранять абсолютное спокойствие. Шаман, просветленный разумом, коему открыты тайны загробного мира и мира духов, легко сумеет совладать с человеческими эмоциями.
Баташулуун усмехнулся:
— Я скажу только то, что скажу.
— Я внимаю, богдо.
Более Гомбо глаз не поднимал.
— По праву рождения ты обладаешь сагаанай удха, то есть на роду у тебя написано стать белым шаманом, как все твои предки по материнской линии.
— Это так, богдо.
— Ты станешь черным шаманом, Гомбо.
Тот удивленным не выглядел, напротив. Слова найжи, вероятно, лишь подтвердили его собственный уже сделанный выбор.
— Это не есть сээр, — сказал он.
— Да, греха в этом нет, но и хорошего мало. — Баташулуун отставил в сторону пиалу с остывшим чаем. — Говори, Гомбо, зачем ты пришел, и уходи. Мое время мне не принадлежит.
Молодой шаман склонил голову ниже.
— Смирнов-нойон, полицейский ротмистр, арестовал моего младшего брата Батлая и посадил его в каменный подвал в Иркутске.
— Это не есть сээр, это работа полиции. В чем обвиняют Батлая?
— В конокрадстве.
— Если твой брат вор, его надлежит наказать. Если же он невиновен, власти разберутся и скоро отпустят его.
— Батлай невиновен! — Гомбо заговорил экспрессивно, но жестикулировать, впрочем, как и поднять глаза, не решался. — В тот день, когда была совершена кража, весь улус видел его гуляющим на свадьбе! И полиция знает об этом!
— Почему же его не отпустят? — искренне удивился Ба-ташулуун.
— Прошлым летом на Сур-харбане Батлай выиграл скачки на моем донон-хэер (четырехлетий гнедой скакун). Русский нойон еще тогда положил на Гнедого глаз… Он требует отдать ему коня, и тогда он отпустит брата.
— Это сээр… нет правды на земле… — печально вздохнул Баташулуун. — Будет лучше, если ты отдашь ему Гнедого… Но что же ты хочешь от меня?
Гомбо искоса взглянул на заарина и, снова опустив глаза, произнес:
— Я хочу наказать русского. Я хочу съесть его душу… Научи меня, богдо!
Баташулуун не удивился просьбе, он и ожидал от молодого дерзкого шамана нечто подобное.
— Я могу научить тебя, — сказал он, — но я не стану этого делать. Это сээр, великий сээр. Не пристало хаялгын-боо заниматься подобным.
— Но это делают даже непосвященные черные шаманки! — воскликнул Гомбо.
— Ты знаешь, как поступают с ними, — сказал Баташулуун. — А теперь иди.
— Батлаю семнадцать лет, он лучший наездник в округе! — не унимался Гомбо. — Он смел и дерзок! Батлай не склонит головы, и русские убьют его, богдо. Помоги!
Баташулуун закрыл глаза.
— Иди, — сказал он, и губы его не шевелились.
Гомбо Хандагуров подчинился. У войлочного полога на выходе он оглянулся и увидел, как заарин-боо с закрытыми глазами парит в трех вершках над ковром, застилающим земляной пол юрты…
Глава 2
МОЛЧАЛИВЫЙ ДВОРНИК
9.33. Поселок Хандабай. Автостоянка возле лицея
— Что нового наваял, сочинитель? — поинтересовался Стас.
Артем в это время въезжал на автостоянку у лицея. Он сперва припарковал внедорожник, а уже потом повернулся так, чтобы видеть одновременно и Стаса на переднем сиденье, и на заднем — Джину, ради которой главным образом и продекламировал, нарочито пафосно:
Открыть консервы было нечем. Не извлеченная на свет, в железной клетке билась печень, сплошь измельченная в паштет!