Забавник
Шрифт:
В следующей комнате стояли опять же пустые лохани, чаны, лежали деревянные лопатки, ребристые доски, тазы со спекшимся белым составом, седлали друг друга темные от сырости скамьи. Каменные стены постирочной были покрыты плесенью и грибком. Рин бросил на пол ненужное белье и двинулся к последней комнате. Именно в ней в падающем сверху дневном свете на провисшей бечеве висело пропахшее плесенью белье, застиранные и не единожды зачиненные порты и рубахи. Подивившись на устроенное прямо под веревками на двух сдвинутых скамьях лежбище, Рин отобрал то, что не расползалось от ветхости прямо в руках, и с облегчением надел на себя и порты, и рубаху, пожалев лишь о том, что ни плаща, ни какого-нибудь немудрящего доспеха в грязном углу дворца конга отыскать не удалось. Скользнула по плечам кольчуга, тяжеля плечи. Занял место на поясе меч. Теперь нужно было выбираться наружу.
Подойдя к последней двери, Рин прислушался. Можно было бы сплести заклинание и увериться в том, есть ли стражники в следующем коридоре, но здание само словно дышало магией. Здесь, за пределами обрушенного дворика, ее плетение казалось настолько плотным, что вплести в него еще одну или две пряди Вину показалось невозможным. Хотя Рич удалось даже это, причем не на месте, а издали, да еще и по памяти.
Вспомнив о колдовстве девчонки, Рин неуверенно потрогал лицо и подумал, что чувствует магию Рич, но определить, как он теперь выглядит — как Рин Олфейн или как Тир, — не может. Однако, как бы он ни выглядел, его место было возле Айры. «Возле Айры и Рич», — подумал Рин, представляя лицо девчонки. В глубине коридора послышался шорох, какая-то возня и кашель, который вскоре сменился легким храпом.
Рин надавил на дверь, но она лишь скрипнула. Тогда он решительно постучал. Храп прекратился, раздался звук протяжного зевка, а вслед за ним и недовольный голос невыспавшегося стражника.
— Харк! Ты, что ль? Опять спал? Нет, я точно разорю твое логово! Ты там один или с прачкой? Слушай, тебя ж на башню отправили! Или ты с крыши в нужник провалился?
Рин крикнул в ответ что-то невнятное.
— Эй! — раздасадованно заорал стражник. — А что ты там жуешь, старый козел? Забыл, что ты мне должен десять монет? Ты ж только вчера бил себя кулаком в грудь, что спустил жалованье без остатка? А ну показывай, что ты там жуешь, скотина!
В коридоре послышались быстрые шаги, загремели ключи, заскрежетал засов, и дверь распахнулась. Дородный стражник еще щурил маленькие глазки, привыкая к сумраку, когда удар под срез кирасы заставил его с лязганьем согнуться, а удар в челюсть лишил чувств.
Рин подхватил тяжелое тело и потащил его в сушилку. Вскоре, лишенный доспехов и секиры, раздетый до белья и прочно прикрученный к скамье рыжий детина блаженно похрапывал. Рин поправил мешочек с дурманной травой, засунутый под голову стражника, и вышел в коридор, закрыв за собой прочную дверь на засов и на замок. Ключи, обмотав их тряпками, он убрал в суму. Ближайшие полсотни локтей коридора — ровно до следующей двери — он мог пройти, никого не опасаясь.
Когда Айра, Орлик и Рин впервые пробились в Заповедные земли, Олфейн не мог надивиться на колдунью, которая в каждой деревушке по дороге к столице вела себя так, словно в этой деревне выросла и подноготная каждого из ее жителей ей не только известна, но неинтересна и скучна. Нет, ей, конечно, пришлось нарисовать у себя на лице пару шрамов, чтобы отбить охоту к знакомству любителям, падким на женскую красоту, но всякий раз оказывалось, что никто просто и не замечает Айру! Рин даже потребовал объяснений, какую магию она применяет и как умеет оставаться незаметной, если даже не знает толком общего языка?
— Какая магия? — удивилась в ответ колдунья. — Или ты забыл о запрете на свободную магию в этих краях? Или думаешь, что я тайком от своих друзей получила ярлык на колдовство?
— Не думаю, — повысил голос Рин. — Но ты настолько красива, что даже нарисованные тобой шрамы не могут скрыть твое очарование. И тем не менее остаешься незаметной! Мы же с Орликом в любом трактире чувствуем себя как на рыночной площади в костюмах шутов!
— Я заметила, — спрятала улыбку Айра.
— А мне привычно быть на виду, — зевнул великан. — Конечно, если бы я превратился в карлика, наподобие Камрета, может быть, мне и удалось остаться незаметным, но пять локтей роста да два локтя в плечах так просто не спрячешь!
— И не нужно прятать, — усмехнулась Айра. — Поступайте как я. Впрочем, скрывать не буду, без магии и я не обошлась, но главное не в ней.
— А в чем? — почти хором воскликнули Рин и Орлик. — Шрамы нужно на рожах нарисовать?
— Что ты делаешь, когда собираешься хорошенько перекусить? — спросила Айра Орлика.
— Перекусываю, — пожал плечами вельт. — Потом подзываю поваренка или стряпуху и перекусываю еще раз. Потом еще раз. Потом заказываю похлебку…
— Нет, — покачала головой Айра. — Ты не перекусываешь, Орлик. Ты глазеешь по сторонам. Ты осматриваешь каждую женщину в трактире, да и на дороге, чего скрывать. И смотришь на нее так, словно не только раздеваешь донага, но и ставишь в самые неприличные позы. Думаю, если бы не твой рост, не из одного трактира ты бы вышел с побитой физиономией. Да что я говорю, мало ли нам приходилось отмахиваться от рассерженных крестьян и охотников? А сколько раз ушлые стрелки пытались пощекотать тебя стрелами? Рин, сколько раз ты залечивал приятеля?
— Я не подсчитывал, — хмыкнул Олфейн.
— Вот, — укоризненно кивнула Айра. — Но и это еще не все. Тебя же, дорогой друг вельт, интересуют не только женщины?
— То есть как? — едва не подавился куском копченой оленины Орлик.
— Успокойся, — улыбнулась колдунья. — Никто не заподозрит тебя в постыдных слабостях. Хотя все относительно: в окраинных землях, как ты помнишь, кое-какие нравы нам были в диковинку. Но дело не в нравах! Ты же сразу прикидываешь, кто из посетителей трактира воин, кто монах, кто разбойник. Смотришь на лица, корчишь гримасы, иногда даже рычишь вполголоса, словно пес над костью!
— Словно вельт над миской похлебки! — засмеялся Рин.
— А сам-то? — Айра развернулась от обескураженного Орлика к Олфейну. — Я удивляюсь, как оружие, которое ты высматриваешь, само из ножен не выдвигается у наших случайных встречных!
— Оружие не оружие, а шея у Рина, когда он видит какой-нибудь затейливый меч или жезл мага, точно удлиняется на ладонь, — оживился потупившийся было вельт. — А когда ты, парень, прислушиваешься к чужим разговорам, то уши у тебя начинают шевелиться, как у лесного осла!
— А ты, Аира, значит, никуда не смотришь, ничего не слушаешь? — растерялся Рин. — В каждом трактире, даже здесь, в Заповедных землях, могут оказаться и охотники до чужого добра, и соглядатаи разбойников, и странствующие колдуны, и вольные мытари, и селяне, что ищут управы на всякую нечисть! Или я должен пропускать мимо ушей потребность богатого купца в хорошей охране?
— Ты все должен видеть и слышать, — улыбнулась колдунья. — Видеть и слышать, но не выпучивать глаза и не шевелить ушами. Но главное ведь даже не в этом. Да, ты сам должен быть незаметным, но и незаметные не должны ускользать от твоего взгляда! Никто не убережется от любопытства, но когда я следила за вами, я, дорогие мои, увидела, что как раз те, кто должны были заслуживать внимания, вашего внимания и не удостоились. Да хоть в последнем трактире. Помните старика за столом у выхода, который старательно рубил пареные корни, чтобы съесть их?