Забери меня домой
Шрифт:
— Твоя машина здесь, — сказал он Грею. — Мы поедем в ресторан немного раньше.
Грей попрощался с Энджи и вслед за Марко вышел из конференц-зала. Коридор был широкий, стены увешаны плакатами и золотыми дисками и Грей поднял бровь, увидев там свой последний.
— Грей, — позвал голос. — Могу я с тобой поговорить?
Он поднял глаза и увидел женщину лет тридцати, идущую к нему. Ее волосы были коротко подстрижены и выкрашены в платиновый цвет. В своих драных джинсах и обтягивающей черной футболке она вполне вписывалась
— Не сейчас, Рэй, — сказал Марко. Затем он тихо пробормотал Грею: — Это менеджер Брэда Риксона.
— Это не займет много времени, Марко. Брэд хотел бы поговорить с Греем, — она подняла брови. — Чтобы извиниться.
— Мне нечего ему сказать, — ответил ей Грей, внутри него разгорался огонь. — И извиняться ему нужно не передо мной.
— Он хотел бы устроить встречу и с Мэдди, — улыбка Рэй была примирительной. — Он осознает, как много он испортил в юности, и ему все это отвратительно. Он так же, как и ты, расстроен тем, что это просочилось. Это, должно быть, был кто-то из учебного заведения, в котором они оба учились.
— Это не очень хорошая идея, — твердо сказал Марко. — Спасибо, но нет.
— Это было много лет назад, — запротестовала Рэй, когда они проходили мимо нее. — Неужели ты позволишь разрушить его карьеру из-за этого? Это была неудачная шутка. Плохое суждение. Разве мы все не совершаем ошибки? Давай, хотя бы поговори с ним. Как мужчина с мужчиной.
Грей обернулся, его глаза пылали.
— Он не гребаный мужчина, он мудак. А я не имею дел с мудаками и точка. Если ты его менеджер, то советую тебе держать его подальше от меня, если не хочешь управлять мертвым певцом.
— Грей, — пробормотал Марко, похлопывая его по руке. — Сохраняй спокойствие.
— Он разрушил жизнь Мэдди, ты знала об этом? — сказал ей Грей. — Она ушла из Анселла из-за него. Бросила свою музыкальную карьеру. Так что не проси меня сожалеть о том, что его карьера разрушена. Он заслуживает гораздо большего.
— Все в порядке? — спросил Лиам, его охранник, выходя из лифта. — Машина все еще ждет внизу и берег чист.
— Мы уже идем, — заверил его Марко, направляя Грея по коридору.
— Позвони мне, если передумаешь, — крикнула Рэй вслед удаляющимся спинам. — У Марко есть мой номер.
— Мы не будем ей звонить, — пробормотал Грей, когда они входили в открытый лифт. — Ни сейчас, никогда-либо еще.
— Конечно, не будем, — Марко кивнул. — Пойдем, поговорим с журналистами. Начнем выкладывать все начистоту.
***
Прошло меньше двух месяцев с тех пор, как Грей пел перед такой аудиторией, но казалось, что между тем временем и сейчас прошла целая жизнь. Он чувствовал себя голым без гитары. Он наклонился к микрофону, его здоровая рука обвилась вокруг стойки, и он посмотрел на толпу.
Они были на его стороне. Он знал это с того самого момента, когда они бурно зааплодировали, как только Дэн О'Лири назвал его имя. Они снова зааплодировали,
— Это единственное, что я могу придумать на данный момент, чтобы избежать исключения из эфира, — сказал ему Грей. — А я не хочу, чтобы это случилось.
Зрители засмеялись, и он понял, что они на его стороне. Он подумал, смотрит ли Мэдди шоу в доме Эшли. Он надеялся, что да.
Энджи предложила ему спеть одну из его самых популярных песен.
— Сейчас не время пробовать свои новые композиции, — сказала она ему. — Ты хочешь, чтобы фанаты сразу же нашли с тобой общий язык: и те, кто в зале, и те, кто дома. Дай им что-то, что они смогут подпевать. Помоги им сблизиться с тобой.
Была только одна песня, которую он действительно хотел спеть. Ту, которую он пел перед ней. А в ту ночь в баре «Лунный свет» он даже не понял, что чувствует к ней. Он не понимал, что каждое слово, которое он пел, было для нее.
Но теперь он знал.
Гитарист заиграл вступление, и зрители снова начали хлопать. Он посмотрел на них, а затем на камеру, желая, чтобы Мэдди смотрела на него.
Затем он почувствовал всплеск адреналина. Это было похоже на наркотик, пронесшийся по его венам. Его сердце начало биться в ритм барабанщика и все эти мысли, эти заботы растворились в воздухе, музыка взяла верх.
— Помнишь, когда мы были детьми? — он не сводил глаз с камеры.
Его голос был глубоким и ровным. Кто-то однажды сказал ему, что он может петь так, что трусики с монашки спадут. Он рассмеялся, но сейчас он хотел петь в ее сердце. Если это делало его мягкотелым, ему было все равно.
— И все, что мы делали? Дни, которые мы проводили в школе прямо у реки.
Он мог слышать бэк-вокалистов рядом с собой.
— День, когда умерла любовь. И все плакали. Мы крепко обнимали друг друга у реки.
Боже, как ему хотелось снова обнять ее. Почувствовать мягкость ее груди, прижатой к его твердой груди. Гладить ее волосы и чувствовать, как их шелковистые локоны извиваются между его пальцами. С каждым словом, которое он пел, его сердце болело, потому что теперь он знал, что означают эти слова.
Он знал, что такое любовь. И он хотел спеть об этом всему миру.
Когда песня подошла к концу, зрители вскочили на ноги и дико захлопали, свист эхом разнесся по студии. Дэн О'Лири тоже хлопал, на его лице была огромная улыбка, когда он подошел поблагодарить Грея. Мгновение спустя он повернулся лицом к камере и перешел к рекламной паузе.
Затем они вышли из эфира и все закончилось. Однако адреналин остался и движения Грея стали немного дергаными.
— Ты был великолепен. Зрителям ты понравился, — сказал ему Дэн, пожимая руку. — Возвращайся поскорее, хорошо?