Заблудшая душа. Диверсант
Шрифт:
Пока я рассматривал хозяев степи, вокруг быка началось движение. Вожак все это время топтался на месте, чего-то выжидая. А вот молодой самец явно не понимал мотивов старшего товарища. Он даже шагнул вперед, чтобы первым напасть на подранка, и тут вожак сделал явную ошибку – он не мог позволить ретивому подчиненному первому вцепиться в горло жертвы, поэтому прыгнул вперед, несмотря на предупреждения интуиции.
Тут же стало понятно, почему хтар не дал мне подъехать к умирающему бизону, который, подогнув ноги, лежал на снегу. Громадная туша ринулась вперед, как ракета «земля-земля».
Король умер, да здравствует король!
То, что смена власти произойдет именно сейчас, было очевидно – на пепельной шерсти вожака расплывалось кровавое пятно, а его «заместитель» шел вперед с видом подкрадывающегося к жертве хищника. Вожак попытался встать, но тут же рухнул обратно в перепачканный красным снег. Его соперник подошел ближе, но вдруг остановился. Представшая перед ним картинка что-то напоминала и молодому волку, и мне – минуту назад точно так же, подогнув под себя конечности и уронив морду в снег, лежал бык.
Случившее с вожаком все же пошло на пользу будущему главе стаи, и он сделал шаг назад. Словно подтверждая его догадку, старый волк резко встал на ноги и показал в оскале длинные клыки. Это оказалось последним доводом – молодой вожак резко развернулся и побежал по следу зубра. Стая, вытянувшись цепочкой, направилась за ним.
Бывший вожак, а теперь умирающий одиночка, простоял еще минуту, а затем, не сгибая лап, рухнул на бок. Похоже, сил у него оставалось только на демонстрацию, и уж точно не на сам бой с полным сил соперником.
Я опустил подзорную трубу, и белый мир тут же заполонил все вокруг, лишь вдалеке виделась сероватая точка в розовом ореоле пятен крови двух вожаков: быка и волка. Через час ветер заметет снегом все следы, как и холодное тело «хозяина степи», а пока он умирал, одинокий и всеми брошенный. Почему-то мне стало невыносимо грустно.
Решение было спонтанным и чуточку сумасбродным. Я толкнул Черныша коленями, и умный конь, повернув голову, покосился на меня огромным глазом с явным вопросом: «У тебя все в порядке с мозгами?»
Возможно, я все же не решился бы подъехать к волку, но неожиданно услышал голос хтара.
– Правильно, хозяин, воин не должен так умирать.
Волк поскуливал от боли, но как только почувствовал присутствие чужака, тут же замолчал и даже попытался зарычать.
Подходить к зверюге, которая вблизи оказалась еще больше, было как-то боязно, но когда еще удастся рассмотреть хозяина степи с такого расстояния?
– Спокойно, парень, я не собираюсь причинять тебе зла, – сам не понимая почему, заговорил я с бессловесной тварью.
Волк с большим трудом поднял голову и посмотрел на меня. У него были практически человечьи глаза, и в них чувствовался разум. Взгляд зверя был наполнен болью и отчаяньем с оттенком страха – матерый хищник не желал умирать такой жалкой смертью. Подобную эмоцию я чувствовал, находясь в теле генерала Сакнара, – тоже отчаянье старого вояки и ненависть к несправедливому миру. Мысль возникла в голове внезапно, как и любая другая безумная идея.
Хотя кто его знает, ведь говорил же Курат, что волки не нападают на людей без причины. Может, идея не так уж и безумна?
– Послушай, хозяин, если я попробую тебя вытащить, обещаешь не нападать на моих людей? – Самым странным было не то, что я разговаривал с животным, а то, что разглядел в его взгляде согласие.
Прочитанная мною мысль в глазах волка была последней – силы оставили его, и тяжелая голова вновь ткнулась в снег.
– Охто, Курат, готовьте волокуши. Мы берем волка с собой!
Реакция подданных была разнообразной – казаки смотрели на своего барона как на умалишенного, а вот хтар кивнул с одобрением.
На обратном пути мы все же наведались к стаду и подстрелили крупную корову. Молодые бычки не рискнули атаковать людей и повели стадо дальше в степь. Хтар в охоте не участвовал, он колдовал возле волка, на скорую руку зашивая рваную рану на боку зверя.
Казаки в мгновение ока разделали хоть и не такую огромную, как у вожака, но тоже немаленькую тушу. Что удивительно, все стрелы, кроме моих, торчали из головы животного – так что именно «благодаря» моему вмешательству шкура оказалась изрядно подпорченной. После этого отряд, превратившийся в санный, точнее, «волокушный» обоз, направился домой.
Этот сладкое слово – ДОМ. Место, где тебя ждут и где ты чувствуешь себя в полной безопасности. Лишь в этом мире, поскитавшись не только по городам, но и по разным телам, я понял ценность подобного места.
В конце зимы усадьба Маран выглядела намного лучше, чем осенью, и я надеялся, что к следующей зиме здесь будет уже приличный городок. За зиму мы даже успели разметить шестиугольник будущего защитного периметра.
Поместье расположилось на невысоком холме у самой реки, которую мы быстро преодолели по толстому льду. Справа в километре от поселения белели верхушки небольшой рощицы, второй массив чахлых деревьев находился чуть дальше, у переправы через достаточно широкий, особенно весной, поток Чумры – что по-хтарски значит «глубокая». Впрочем, для степняка любой ручеек является труднопреодолимой водной преградой.
Явившись сюда впервые в сопровождении Ургена и двух людей мятежного маркиза, я увидел лишь полуразрушенную усадьбу, состоящую из большого бревенчатого дома и четырех сараев, окруженных деревянным частоколом. От былого благополучия в усадьбе остались только меньше десятка слуг умершей год назад баронской четы и дюжина голов разной живности. Птицу я считать не стал.
Теперь же на снежном горизонте возникло небольшое поместье – двухэтажный бревенчатый дом, окруженный десятком подсобных строений, а также восемью длинными бараками, расположенными по периметру поселения. Обносить все это частоколом было глупо – и без того на дома ушли бревна со старого поместья и все, что можно было взять в рощицах, плюс купленные у соседей. С другой стороны, зимой нападать на нас никто не собирается, а на весну у меня серьезные архитектурные планы без участия древесины.