Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания
Шрифт:
Эмоциональная часть может сильно разниться у различных людей. Она может включать в себя чувство юмора или чувство комического, так же как и религиозные, эстетические, моральные эмоции, и в таком случае она может вести к пробуждению совести. Но в случае идентификации она может быть и совсем иной: ироничной, саркастичной, насмешливой, жестокой, упрямой, злобной, ревнивой — только не на столь примитивном уровне, как механическая часть.
Интеллектуальная часть эмоционального центра включает в себя силу артистического творчества (в этом ей помогают интеллектуальные части двигательного и инстинктивного центров). В тех случаях, где интеллектуальные части двигательного и инстинктивного центров,
Интеллектуальная часть эмоционального центра является также и главным местоположением магнетического центра. Если магнетический центр существует только в интеллектуальном центре или в эмоциональной части эмоционального центра, тогда он недостаточно силен и эффективен, всегда предрасположен к ошибкам и даже провалу. Но интеллектуальная часть эмоционального центра, когда она полностью развита и работает в полную силу, представляет собой путь к высшим центрам.
В двигательном центре механическая часть автоматична. К ней относятся все автоматические движения, называемые на обычном языке «инстинктивными»; в равной степени ей принадлежат подражание, имитационная способность, играющая столь большую роль в жизни.
Эмоциональная часть двигательного центра связана в основном с удовольствием от движения. Любовь к спорту, играм нормально должна принадлежать этой части двигательного центра, но когда с нею смешиваются идентификация и другие эмоции, то эта любовь к спорту очень редко в ней находится, а пребывает в двигательных частях интеллектуального и эмоционального центров.
Интеллектуальная часть двигательного центра представляет собой очень важный и очень интересный инструмент. Кому доводилось когда-нибудь хорошо выполнять физическую работу, какой бы она ни была, знает, что любого рода работа требует многих изобретений. Для всего, что делается, нужно изобретать свои собственные, пусть самые незначительные методы. Эти изобретения являются делом интеллектуальной части двигательного центра, как и многие другие человеческие изобретения. Сила подражания по своей воле голосу, интонациям, жестам других людей (эта сила развита прежде всего у актеров) также принадлежит интеллектуальной части двигательного центра. Но на высших и лучших ступенях к ней примешивается и работа интеллектуального и эмоционального центров.
Работа инстинктивного центра от нас слишком хорошо скрыта. Мы знаем реально, т. е. чувствуем и можем наблюдать, только сенсорную и эмоциональную части. Механическая часть включает в себя привычные ощущения, которые мы, как правило, вообще не замечаем, но которые служат основанием других ощущений; она включает также инстинктивные движения в единственно правильном смысле этого слова, т. е. все внутренние движения, такие, как циркуляция крови, движение пищи в организме, внутренние и внешние рефлексы.
Интеллектуальная часть весьма велика и очень важна. В состоянии самосознания или при приближении к нему можно вступить в контакт с интеллектуальной частью инстинктивного центра и многому научиться у нее в отношении функционирования машины и ее возможностей. Интеллектуальная часть инстинктивного центра — это ум, стоящий за всей работой организма, ум, который совершенно отличен от интеллектуального ума.
Изучение частей центров и их специальных функций требует определенного уровня самовоспоминания. Но помня себя, нельзя достаточно долго наблюдать или достаточно ясно почувствовать или понять разницу функций, принадлежащих различным частям различных центров.
Изучение внимания лучше, чем что бы то ни было, показывает части и центры, но изучение внимания опять-таки требует определенной степени самовоспоминания.
Очень скоро вы осознаете, что вся ваша работа над собою связана с самовоспоминанием и что без этого она не может протекать успешно. Самовоспоминание есть частичное пробуждение или начало пробуждения. И это естественно, ведь никакая работа не совершается во сне.
Перевод выполнен А. М. Руткевичем по изданию:
Ouspensky Р. D. The Psychology of Man’s Possible Evolution. N. Y., 1973.
А. Н. Уайтхед
Религия и наука
Предисловие переводчика
Немалую помощь в осмыслении отношений между религией и наукой может оказать обращение к философской классике, в том числе к творчеству очень влиятельного на Западе философа Альфреда Норта Уайтхеда (1861–1947). Друг и соавтор Б. Рассела, Уайтхед проходит в своей философской эволюции путь от логики и философии природы к религиозно-метафизической космологии, близкой платонизму. Он развивает онтологический принцип, согласно которому все существующее должно являться частью опыта — индивидуального для конечных вещей, божественного для мира в целом. Мировой процесс понимается как «опыт бога», в котором осуществляется переход «вечных объектов» (платоновских архетипов) из идеального мира в реальный, качественно определенный физический мир.
Известно, что традиционная картина фронтального противоборства религии и науки во многом правильно отражала реальное положение дел. Более того, она содержала в себе ряд плодотворных идей, которые не всегда эксплицировались в сознании исследователей. Одна из этих идей сводится к тому, что конфликт между религией и наукой указывает на существование в рамках религиозной идеологии элементов знания, сопоставимых с положениями и выводами науки. Вместе с тем формирование любой более или менее развитой религиозной системы подразумевает ассимиляцию значений и ценностей, норм и предписаний, практических навыков и теоретических обобщений, которыми располагает человеческое сообщество на определенном этапе своего развития.
На основе выработанных человечеством знаний составляется картина мира, в которой чисто религиозные идеи причудливо переплетаются с философскими, эстетическими, этическими, естественнонаучными и другими представлениями. Следовательно, характеризовать все содержание религиозного миропонимания только как фантастическое или иллюзорное было бы внеисторично и односторонне. Гораздо важнее, определяя специфику религиозного знания, выявить закономерности его развития, показать всю сложность его взаимодействия с другими формами духовного освоения действительности.
Господствующая в нашей литературе чрезмерно упрощенная оценка религиозного знания, а также превознесение гносеологической и практической значимости науки порождали наивные иллюзии, согласно которым находящаяся в изнурительной осаде религия должна с минуты на минуту выкинуть белый флаг и отказаться от своих мировоззренческих основ. Однако в последние годы наметилась тенденция, с одной стороны, к оживлению религии, с другой стороны, к нарастанию критики в адрес науки. Эта тенденция получила широкое распространение прежде всего на Западе, прослеживается она и в нашей стране. Недаром в современном философском анализе науки весьма влиятельна критика одностороннего сциентизма и оправдания незаслуженно приниженных вненаучных форм знания.