Забрать любовь
Шрифт:
— Что, все так просто?
Пейдж кивнула.
— Посуди сам. Никто не любит шоколадное и ванильное мороженое одинаково. Все оставляют на закуску либо шоколадную, либо ванильную половину порции. Если повезет, можно с кем-нибудь поменяться и получить целую вазочку любимого мороженого. Мы с папой всегда это делали.
Николас вспомнил, какой у него сегодня был день. Он все еще работал в отделении неотложной помощи. Сегодня утром на шоссе 93 произошла авария. Столкнулось сразу шесть машин. Раненых привезли в Масс-Дженерал. Один пациент умер. Один провел восемь часов в нейрохирургии. Еще у одного остановилось сердце, и его пришлось реанимировать. Днем привезли шестилетнюю девочку с огнестрельной раной в живот. Она играла на детской площадке и попала под перекрестный огонь двух молодежных группировок. А в это
— Насколько я понял, ты шоколадный человек, — вслух заметил он.
— Ну конечно!
Николас шагнул к ней.
— Я всегда буду отдавать тебе шоколадную половину мороженого, — пообещал он. — Я вообще никогда и ни в чем не буду тебе отказывать.
Когда-то Николас прочитал рассказ о миниатюрной женщине, приподнявшей школьный автобус с тела своей семилетней дочери. В новостях он видел сюжет о солдате, накрывшем своим телом гранату, чтобы спасти товарища. Солдат был холост, а товарища ожидали дома жена и дети. С медицинской точки зрения это можно было объяснить внезапным выбросом адреналина, сопровождающим любую кризисную ситуацию. Но Николас понимал, что дело не только в этом. На подобные действия людей толкала эмоциональная привязанность. И, к своему удивлению, он понял, что готов совершить нечто подобное ради Пейдж. Он мог переплыть канал, заслонить ее от пули, пожертвовать ради нее жизнью. Эта мысль потрясла Николаса, у него даже все похолодело внутри. Быть может, ему просто хотелось ее защитить, но у него в душе крепла уверенность, что это любовь.
Несмотря на свое скоропалительное предложение, Николас скептически относился к романтической любви и к любви с первого взгляда. Он не верил в то, что можно от любви потерять голову, хотя ничем иным его нынешнее состояние объяснить было невозможно. Это было какое-то наваждение. Лежа прошлой ночью в постели, он задавался вопросом, могла ли эта тяга возникнуть из жалости. В конце концов, он вырос, ни в чем не зная отказа. Возможно, теперь ему хотелось осчастливить девочку из менее обеспеченной семьи. Но Николас и прежде встречался с женщинами скромного происхождения, и ни к одной из них он не испытывал столь сильных чувств, лишающих дара речи и даже мешающих дышать. Все эти женщины, которых Николас покорял бутылкой кьянти за ужином в дорогом ресторане и обезоруживающей улыбкой, в течение недели согревали его постель, после чего он шел дальше. Он мог проделать то же самое с Пейдж. В этом он нисколько не сомневался. Но, глядя на нее, он хотел только одного: встать рядом и своим сильным телом защитить ее от окружающего мира. Она хотела казаться сильной, хотя на самом деле была необыкновенно хрупкой и беззащитной.
Сейчас Пейдж растянулась на диване в гостиной, благодаря ее усилиям превратившейся в жилуюкомнату, с головой уйдя в «Анатомию» Грея, как будто это был не скучный учебник, а увлекательный триллер.
— Николас, я не знаю, как тебе удалось все это запомнить, — вздохнула она. — Я не осилила даже кости. — Она подняла голову. — Честное слово, я пыталась. Я думала, что если мне удастся их выучить… твердо, без подглядывания, я произведу на тебя впечатление.
— Ты и без костей производишь на меня впечатление, — заверил ее Николас. — Ну их, брось.
— Я не умею производить впечатление, — пожала плечами Пейдж.
Улегшийся рядом Николас повернулся на бок и уставился на нее.
— Ты шутишь? — удивленно спросил он. — Ты ушла из дома, нашла работу и сумела выжить и устроиться в совершенно чужом городе. Господи, мне в восемнадцать лет такое было не под силу! — Он помолчал. — Да я и сейчас в себе не уверен.
— Тебе это просто было не нужно, — тихо ответила Пейдж.
Николас открыл рот и хотел что-то сказать, но промолчал. Да, ему это было не нужно. Но он этого хотел.
Как отец, так и мать Николаса, каждый на свой манер, но изменили свою жизнь. Род Астрид вел свое начало от Плимутской скалы, и она изо всех сил стремилась скрывать свою бостонскую голубую кровь от окружающих.
— Я вообще не понимаю, из-за чего столько шума вокруг «Мейфлауэра», — говорила она. — Господи ты боже мой, да пуритане были отщепенцами, пока не попали сюда.
Она выросла в богатстве и роскоши, за которыми стояли такие старые деньги, что ничего иного она и представить себе не могла. Собственно, она возражала не против легкой и комфортной жизни, а лишь против налагаемых этой жизнью ограничений. Она не собиралась становиться одной из тех жен, которые сливались с фоном, являющимся их естественной средой обитания. Поэтому в день окончания Вассара она, никого не предупредив, улетела в Рим. Там она напилась и всю ночь танцевала в фонтане Треви. Она переспала с огромным количеством черноволосых мужчин, но в конце концов деньги на ее карточке закончились и пришлось вернуться. Несколько месяцев спустя на вечеринке ее представили Роберту Прескотту, и поначалу она приняла его за одного из богатеньких, избалованных мальчиков из числа тех, с кем ее то и дело пытались познакомить родители. Но когда их глаза встретились, она поняла, что он другой. В нем бурлило страстное желание добиться поставленной цели, сходное с тем, какое обуревало и саму Астрид. Перед ней было ее зеркальное отражение. Он так же страстно хотел попасть в высшее общество, как она — его покинуть.
У Роберта Прескотта не было не только денег, но, судя по всему, и отца. Чтобы окончить Гарвард, ему пришлось торговать журналами вразнос. Сейчас, тридцать лет спустя, никому уже не было дела до того, какие деньги он представляет — старые или новые. Он обожал свой статус, ему нравилось сочетание собственного утонченного вкуса и антиквариата, за семь поколений скопившегося в семье Астрид. Роберт отлично понимал, что от него требуется. Во время званых обедов он напускал на себя скучающий и неприступный вид, демонстрируя пристрастие к портвейну, стирая из памяти окружающих инкриминирующие его факты. Себя он, разумеется, обмануть не мог, как и забыть о своем низком происхождении. Но Николас знал: отец свято убежден, что находится на своем законном месте, и это в понимании Прескотта-старшего успешно заменяло длинную череду предков.
Однажды Николас крупно поссорился с отцом из-за того, что тот настаивал на том, чтобы сын сделал нечто, чего он делать не желал. Обстоятельства ссоры давно забылись. Скорее всего, речь шла о необходимости сопровождать чью-нибудь сестру на бал дебютанток. Хотя, вполне возможно, отец настаивал на том, чтобы сын ради урока танцев отказался от субботней игры в бейсбол с соседскими парнями. Николас стоял на своем в полной уверенности, что отец потеряет терпение и ударит его. Но в конце концов Роберт лишь устало опустился в кресло и, пощипывая переносицу, сказал:
— Ты не стал бы бунтовать, Николас, если бы боялся что-то потерять.
Только теперь Николас понял, что имел в виду отец. Честно говоря, сколько бы он ни фантазировал о жизни простого рыбака в Мэне, он слишком высоко ценил все преимущества своего положения, чтобы просто взять и отказаться от них. Ему нравилось обращаться к губернатору по имени. Ему нравилось, что дебютантки забывают кружевные лифчики на заднем сиденье его автомобиля. Ему и в голову не приходило волноваться о шансах на поступление в колледж или медицинскую школу. Пейдж выросла в ином окружении, но все же ей было что терять, уходя из родного дома. Она, казалось, была соткана из противоречий. Несмотря на внешнюю хрупкость, ей была присуща уверенность в собственных силах, необходимая для того, чтобы оставить прошлое и начать все с нуля. Николас понимал, что в одном ее мизинце больше отваги, чем во всем его теле.
Пейдж подняла голову от учебника анатомии.
— Если бы я устроила тебе экзамен, ты смог бы ответить на все вопросы?
Николас рассмеялся.
— Нет. Да. Видишь ли, смотря о чем ты начала бы меня спрашивать. — Он наклонился вперед. — Только никому не говори, а то мне не видать диплома.
Пейдж приподнялась и села, скрестив ноги.
— Давай представим, что ты заполняешь мою медицинскую карту. Ведь это хорошая практика.
Николас застонал.
— Я заполняю сто медицинских карт в день. Я и во сне с этим справлюсь. — Он снова откинулся на спину. — Имя? Возраст? Дата рождения? Место рождения? Вы курите? Занимаетесь спортом? Были ли в вашей семье заболевания сердца? Диабет? Рак груди? Были ли в вашей семье случаи заболевания…