Забудь дорогу назад
Шрифт:
– Ты умеешь драться? – не поверил я.
– Я много чего умею, – с важным видом сообщил коротыш. – Умею фокусы показывать. Вот такой, например… Оп-па! – Коротышка сделал круговое движение руками и показал нам самое настоящее большое и зеленое яблоко. – А теперь вот так. – Повторил круговерть в другую сторону, и яблоко пропало. Голые по локоть руки, и больше ничего.
– Минуточку, – насторожилась успевшая проголодаться Анюта. – Откуда у тебя яблоко?
– Вот же глупая женщина, – рассердился карлик. – Нет у меня никакого яблока. Откуда оно возьмется? Это фокус, понимаешь?
– Да было яблоко! – возмутилась она. – Ты жулик! Давай делиться!
– Ну, вот Матрена неверующая… – Коротышка стащил с себя лохмотья, оставшись в собственной изодранной до дыр одежде, и потряс «маскарадное» облачение. Никакого яблока оттуда не вывалилось. – Повторяю для необразованных – это фокус. Такими яблоками, знаешь ли, дорогая, сыт не будешь.
– Подождите со своими фокусами, – поморщился Корович. – Объясни нам популярно, Степан, какого хрена ты здесь, а не на том свете?
Рассказ Степана много времени не отнял. Одним из немеркнущих его достоинств было умение надолго задерживать дыхание в воде. Рухнув в озеро, он камнем пошел на дно и уже на дне обнаружил, что ни
– Минуточку, минуточку, – перебил я. – Ты хочешь нас уверить, что безнаказанно прошел через ущелье Айгарач и даже ухом не повел?
– А в чем проблема? – не понял Степан и как-то засмущался, когда все трое сцепили брови и пристально на него уставились. – Дырка как дырка. Ну, померещились мне там пару раз какие-то крики, с кем не бывает…
– Чудеса, – развел руками Корович. – Наш новый друг невосприимчив к магии.
– К какой еще магии? – удивилась Анюта. – Магии не существует.
– А кто видел двух ангелов? – рассмеялся я.
– Так то ангелы, – растерялась она. – Но не магия же…
– Ты видела ангелов? – насторожился Корович. – А ну-ка поподробнее с этого места…
– Воистину, Николай Федорович, – сказал я за Анюту. – Пролетала парочка. Мы тебе когда-нибудь расскажем, но только не сегодня…
– А у вас тут клиника, – изучив наши сложные лица, обнаружил Степан. – А я-то думал, что это только меня переклинило на позывах к Всевышнему… Кстати, господа, вы не станете возражать, если я вольюсь в ваш утомленный коллектив? Осточертело, ей-богу, шарахаться одному. И кушать хочется, не могу уже смотреть на эти лекарственные корешки…
Всю оставшуюся дорогу Анюта ворчала, что она точно видела зеленое яблоко, и пусть ее не держат тут за набитую дуру. Мы прошли несколько верст, углубляясь в лесной массив. Дважды переходили грунтовые дороги. Большая деревня осталась на востоке. С некоторых пор я стал внимательно прислушиваться к интуиции. Последняя долго думала и неуверенно сообщила, что на моем месте не стала бы заходить в деревню. Анюта, уже однажды обжегшаяся, деликатно помалкивала, Корович, лишенный интуиции, призывал немедленно отправиться к людям. Степан высказывал противоречивые идеи. Но все замолкли, когда ветер с юго-востока принес звуки отдаленного боя. Помрачнели, лежали – слушали. Трещали автоматы, прозвучали несколько глухих разрывов. Это было что-то новенькое. А не слишком ли мы спешим воссоединиться с местной цивилизацией? – красноречиво говорили взгляды людей. Из деревни выехали несколько машин (одна определенно была грузовая), взобрались на косогор и исчезли в восточном лесу. Недобрые мысли шевелились в черепе. Мы двигались дальше со всеми мерами предосторожности и вскоре выбрались к большому ромашковому полю. Дорога слева, дорога справа – перпендикулярно первой. Возможно, это была одна дорога, огибающая поле. На юге лес – до него не меньше километра. Выходить на открытое пространство мы посчитали неразумным и решили обойти поле с востока, не сильно отдаляясь от опушки. Но все текущие планы сорвали звуки автомобильных моторов. По дороге с юга нам навстречу кто-то ехал! Принимать решение нужно было срочно. Мы оставили в лесу оробевших Анюту и Степана, дав последнему «лицензию» на применение физического воздействия, если Анюту куда-то понесет, а сами с Коровичем бросились к дороге и залегли в канаве, заросшей репейником. Намечалось четвертое знаменательное событие…
По дороге в нашу сторону, подпрыгивая на ухабах, катили три джипа. Явно не «паркетники» – суровый таежный вариант с полуметровым клиренсом и мощными кенгуринами. Водители спешили. До колонны оставалось метров шестьсот, когда раздался дребезжащий стрекот, и над южным лесом зависла черная точка. Она росла, дребезжание делалось настырнее – и вскоре превратилась в стальную стрекозу, типичного представителя «малой авиации». Вертолет уверенно шел на цель. Отчетливо выделялась яйцеобразная черная кабина, сверкали на солнце полозья. «Ка-26», определил я по контурам. Маневренный, быстрый. Используется где угодно – от опыления полей до разгона несанкционированных демонстраций. Hoodlum, «хулиган» – по классификации НАТО. Кажется, в Улан-Удэ производили эти штуки. Зашевелилось тело в кабине, пришла в движение выносная консоль. Поравнявшись с колонной, пилот направил машину вниз. Забился в припадке крупнокалиберный пулемет!
– Эй, вы что! – орала из леса Анюта. – Жить надоело? Возвращайтесь!
– И впрямь, мужчины! – взывал Степан. – Ну ее на хрен, эту войну!
– Действительно, Михаил Андреевич, – тянул меня за рукав Корович. – Не наша это война. Отступим, пока не поздно?
Мы отползали к лесу, но весь этот кошмар все равно стоял перед глазами. Пули тяжелого калибра вспахали проезжую часть. Водитель головной машины резко вывернул
Но радость победы была недолгой. В джипе оставалось только двое – водитель и пассажир. С заднего сиденья вывалился невысокий жилистый мужчина в короткой куртке. Сделал шаг и повалился в борозду. Хотел подняться – закричал от боли. Ногу сломал, а может, подвернул. Водитель, сверкая очками, бросился в обход капота, забрасывая за спину «АК-74». Помог пассажиру встать. Тот обнял его за шею, что-то кричал, показывая на опушку. Но и шага не сделали. Загремели выстрелы. На западной стороне широкого поля показались две машины. Очевидно, и там пролегала дорога. Два внедорожника, внешне похожие на тех, что попали в переплет, но явно приписанные к враждующей партии, катили вдоль далекой опушки. Из них велся плотный огонь. Очкарик повалил пассажира, извернувшись, скинул со спины автомат, хлестнул затвором. Стрелять лежа мешала высокая трава, он вскочил, расставил ноги, ударил длинной очередью. И у этого ума палата – получил свою заслуженную пулю, рухнул мертвецом, сверкнув диоптриями. Стрельба оборвалась. Машины съехали с дороги, взгромоздились на косогор и помчались по кратчайшему расстоянию, давя ромашки. Пассажир, закусив от усердия губу, пытался ползти в нашу сторону. Жирный пот заливал лицо, в широко распахнутых глазах застыла смертная тоска. Я уже видел эти глаза, это лицо, я общался однажды с этим человеком… В короткое мгновение я пережил моральный взлет и падение ниже плинтуса, был удалым молодцом и жалким трусом, перенес тяжелую душевную травму и переосмыслил угрызения совести – в том плане, что моя совесть ни хрена не понимает! Я отдавал себе отчет, что собираюсь убивать людей, которые меня не знают и в данный момент ничего против меня не замышляют, и это убийство, хоть тресни, не оправданное. Я понимал, что шагаю за черту, возврата не будет, отныне я не тот, кем меня привыкли видеть. Мне придется жить в этом дерьме и до конца жизни искать себе оправдание… Я оценил расстояние. Успеем. Как пить дать, успеем. Джипам трудно разогнаться – побьются в бороздах. До человека, на которого велась охота, – не дальний свет, лишь дорогу перебежать.
– Пошли, Николай Федорович. Вытащим засранца. Я тащу, а ты собирай оружие. Да пригнись…
– Стой, шебутной! – переполошился Корович. – Он кто тебе? Дядя, сват? Больно надо шкуру подставлять…
– Ну, как знаешь. Сам справлюсь… – Я уже выкатывался на дорогу.
– Вот черт…
Как в тумане. И не с нами. Орала Анюта, словно вздорная базарная баба. Мы мчались, пригнувшись, короткими перебежками. Вот и джип, застрявший в канаве. В машинах, мчащихся на перехват, почуяли что-то неладное, открыли беспорядочную стрельбу. Метался Корович, собирая разбросанное оружие. Ползущий поднял голову, уставился на нас с изумлением. Да уж, представьте, уважаемый, ангел-спаситель прибыл… Я подхватил его под локоть, поволок, не обращая внимания на его мучительный стон. Терпи, казак… Впрочем, ты и так уже атаман. Под свободный локоть его подхватил Корович, несколько олимпийских прыжков, и мы уже катились по заросшей чертополохом колее. Последний рывок – и чего же он так орал, словно его не спасали, а резали! Мы вбежали в лес, я швырнул спасенного за дерево, в гущу крапивы, метнулся за косогор, оказавшийся муравейником! Чертыхаясь, плюясь, покатился дальше, затормозил у раздвоенной березы.
– Держи! – Корович бросил РПК. – Одиночными стреляй, Михаил Андреевич! Хрен его знает, сколько там патронов! – И начал отползать за горку трухлявого бурелома.
Позиция оказалась просто идеальной. Вырвавшийся джип (с дорожной инспекцией в Каратае туговато – номерные знаки отсутствовали) вскарабкался на косогор, начал медленно выползать на дорогу. Тоже не мыслители – у меня имелось достаточно времени, чтобы прицелиться и послать одиночную пулю точно в лобовик на уровне головы водителя. В стекле образовалась аккуратная дырочка, побежала сеть морщин – из чего я сделал вывод, что на «пулестойкие» стекла здесь почему-то жмутся. Нога покойника соскользнула с педали: джип убрался обратно в канаву. Мне осталось лишь отстреливать тех, кто решил прогуляться. Двоих я сбил, третьего пощадил, вернее, промазал: он прыгнул в траву, как молодой кенгуренок, куда-то пополз. Из второго джипа открыли шквальный огонь: сразу двое стояли на подножках, поливая из тяжелых «Бизонов», снабженных вместительными шнековыми магазинами (результата творчества сына Михаила Тимофеевича Калашникова). Ошибку предшественника водитель решил не повторять – остановил машину. Но при этом сделал вираж, и прекрасным образом открылся бензобак. Автоматчики спрыгнули с подножек.