Забвение
Шрифт:
Я выслушивала теплые пожелания счастья от Анны, ощущая, как соленая слеза прочертила дорожку по моей щеке.
— Спасибо тебе, — смогла я выдавить.
Я хотела было рассказать ей о том, что случилось пару минут назад, но меня что-то остановило. Гордость. Я чувствовала себя неловко и глупо, и просто не могла рассказать своей подруге, что день, запланированный Коннором, отменился.
— Ну хорошо, не буду тебя задерживать. Позвони мне завтра. Жду всех подробностей об этом невероятном дне.
— Конечно. Созвонимся завтра. Спасибо, что позвонила, Анна.
Я быстро повесила трубку, опасаясь выдать свое разочарование голосом. Я опустила голову, неимоверно себя жалея. Я была измучена взлетами и падениями эмоциональных американских горок, через которые меня провел Коннор за последние несколько дней. У меня больше не было сил притворяться, будто со мной все в порядке и что я была счастлива тем, как развиваются события.
Я схватила свой дневник с прикроватной тумбочки и раскрыла его. Ручка будто сама запорхала по странице. Я поразилась, как легко мне было изливать свои мысли на бумагу.
«...Сегодня мой день рождения, и я еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько одинокой и напуганной...».
И в этот момент мое сознание погрузилось в новое воспоминание.
— Я дома, — донеслись до меня невнятно произнесенные слова. Затем я услышала, как он споткнулся, входя через парадную дверь.
Я оторвалась от своего дневника и увидела, как он заходит в гостиную.
— Привет, пап. Ты в порядке?
Я знала ответ на этот вопрос. По тому, как он покачивался, стоя на месте, и по запаху, исходящему от его одежды, я догадалась, что он выпил.
— Привет, лапуля. Как дела в школе? Чему вас сегодня учил мистер Стайн? — он упал на спину поперек дивана и включил телевизор.
— Папа, мистер Стайн был моим учителем в пятом классе. А я сейчас в шестом. Мою учительницу зовут мисс Боткинс.
Он посмотрел на меня остекленевшим взглядом:
— Верно, — и вернул свое внимание к телевизору.
— Лив? Я слышала, как хлопнула входная дверь, — в гостиную вошла мама, держа перед собой корзину с аккуратно сложенным свежевыстиранным бельем.
— Привет, детка. Я голоден. Можешь мне что-нибудь приготовить?
— Том, где ты был всю ночь? — спросила она гневно.
— Вчера на работе выдался тяжелый день. И мне нужно было отдохнуть.
— Ты сказал, что направишься прямо домой. Ты обещал, что не пойдешь в бар. — Ее тон отражал неодобрение, написанное на лице.
— Я целыми днями разбираюсь со всяким дерьмом, Лаура. И не собираюсь выслушивать подобное дерьмо и от тебя тоже.
— Том, следи за языком! — мама кивком указала на меня.
— Она уже не ребенок. И, вероятно, слышит такие слова в школе.
— Том, тебе необходимо протрезветь, — она повернулась ко мне: — Лив, иди наверх.
Я встала, собираясь уйти. Но когда проходила мимо отца, он крепко схватил меня своей грубой рукой, поднимаясь с дивана.
— Я только что пришел домой. И еще ни минуты с ней не провел.
— Том, ты не будешь проводить с ней время, пока пьян! — мама решительно подошла и попыталась встать между нами.
— Черта с два, — он оттолкнул мать в сторону, опрокинув корзину с одеждой.
Я в ужасе смотрела, как половина сложенного белья, пролетев по воздуху, приземлилась на полу.
— Папа, ты делаешь мне больно, — пожаловалась я, пытаясь вырваться из его стальной хватки.
Но вместо того, чтобы меня отпустить, он усилил свой захват:
— Лив, не слушай свою мать. Я в порядке. Я всего лишь хочу послушать о том, как прошел твой день.
— Прекрати, Том. Убери от нее свои руки! — закричала мама, хватая отца за руку и пытаясь оттащить его от меня.
— Не указывай мне, что делать, — парировал он.
Внезапно, в пылу борьбы, отец случайно ударил меня рукой по лицу. От удара перед моими глазами замелькали черные мушки. Я вскрикнула от боли, и отец тотчас же отпустил меня.
Он моргнул, будто очнувшись ото сна, на его лице промелькнула искра осознанности:
— Боже, Лив, прости меня, — он обхватил меня и притянул к себе, не обращая внимания на мое сопротивление. — Это произошло нечаянно. Я не хотел сделать тебе больно.
— Том, отойди от нее. Ты причиняешь ей боль, — мама наконец вытянула меня из его объятий и встала между нами, осматривая мою руку. — Ты в порядке, милая?
Я покачала головой, по моим щекам стекали слезы.
— Лив, детка. Ты же знаешь, что я этого не хотел, — отец двинулся ко мне.
— Ненавижу, когда ты пьян!
Я прошла мимо матери и побежала по лестнице наверх, в свою спальню. Захлопнула за собой дверь, бросилась на кровать, и меня сотрясли неудержимые рыдания. На руке, в том месте, где только что меня держал отец, пульсировала тупая боль.
В тот день впервые отец сделал мне больно. Впервые он накричал на меня. Впервые в жизни я была так напугана.
До меня все громче и громче доносился звонок телефона. Он проник в мое воспоминание и вернул меня в настоящее. Я открыла глаза и поняла, что до сих пор лежу в постели. Слегка заторможенно, я потянулась к телефону и ответила, не глядя на номер звонящего.
— Алло?
— Проклятье, ты помнишь, как поднимать телефонную трубку.
Я не могла идентифицировать этот глубокий, хриплый голос.
— Кто это?
— Да уж, мне почти больно. Только не говори, что ты уже удалила номер телефона человека, который сначала спас тебе жизнь, а потом провел с тобой два часа под проливным дождем, разыскивая твою собаку.