Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола
Шрифт:
РОСТОВСКИЙ МИТРОПОЛИТ. А митрополитом его назначил – за какие-то заслуги, не названные составленной при его внуке Алексее историей, – не кто иной, как польский ставленник Дмитрий I, то есть, по той же романовской версии, его же, Филарета, бывший служащий монах-расстрига Григорий Отрепьев. Но вот о том, что в митрополиты заговорщик превратился сразу по смерти Годунова, нигде особо не сказано. Кстати, есть сообщения, что до пострига Юрий Богданович Отрепьев, происходивший из бедного рода галицких бояр (Григорий – монашеское имя), был холопом (для того времени – придворным) старомосковского боярского рода Романовых.
А в патриархи
Вообще изобилие самозванных «Димитриев», появляющихся не одновременно, а последовательно, наводит на мысль, что это один и тот же литературный герой, но из разных сценариев, объединенных в дальнейшем в одно произведение. Или некая государственная структура тиражировала их, действуя по одному шаблону. Но об этом мы уже писали.
«ВЕЛИКОЕ ПОСОЛЬСТВО». Всё время польской интервенции на Русь Филарет находился в стане врага, у короля Сигизмунда III, возглавляя вместе с князем Голицыным «великое посольство» – и попробуй догадайся, что официальной целью посольства было приглашение на русское царство польского королевича Владислава. Трудно сказать, насколько легитимным было это посольство; традиционно его не считают актом национальной или государственной измены лишь на том основании, что приглашение Владислава предусматривалось Договором от 17 августа 1610 года. Но насколько законен был сам Договор? Ведь Филарет представлял в Польше «Тушинского вора», который обладал не большей легитимностью, чем наши современные «беловежские заговорщики», разрушившие Советский Союз.
Филарет оказался опытным и «патриотичным» послом: так уговаривал поляков взять Русь себе, что они затеяли с ней войну, а самого посла взяли «в плен»! Впрочем, он и в плену не терял время даром, умело играя на тщеславии и Голицына, и Сигизмунда. Последний в 1611 году даже сам возжелал занять русский трон, но испугался гнева Папы, поскольку Филарет выдвигал условием принятие православия. Это же требование останавливало и королевича Владислава; приняв Московский трон и православие, он лишался возможности в дальнейшем надеть еще и польскую корону. (Из-за вопроса о перемене веры послов и взяли «в плен».)
При этом Филарет, естественно, скрывал свои претензии на власть в Москве, а подчеркивал, что основной русский претендент, князь Василий Голицын, находится тут же, в заложниках. И как же было Голицыну сомневаться в Филарете, если он был повязан с Романовыми кровью: в 1605 году лично участвовал в убийстве вдовы Годунова и его сына Федора, уже провозглашенного царем. (См. «Хроники смутного времени», с. 304–305).
Клан Захарьиных-Юрьевых-Романовых в начале XVII века истребил всю ветвь рюриковичей, идущую от Иоанна Калиты, и сделал это руками потомков ветви гедиминовичей (то есть «литовцев»): князей Хованских, Воротынских и Мстиславских. Затем были ликвидированы все до одного претенденты из рода Годунова. Затем – из рода Дмитрия I. В 1613 году, году избирания на царство сына Филарета, из возможных его соперников
Рассмотрим подробнее ход избрания Михаила на царство, воспользовавшись книгой «Государи дома Романовых», вышедшей в свет через три столетия после этого события. В сей книге писано:
«Смута последовательно сводила с политической сцены «великие роды» московские XVI века. После кратковременного торжества были приведены в ничтожество Годуновы. Бурями смуты разбит был весь Романовский круг. Князья Шуйские погибали в плену. Семья князей Голицыных была разрознена, и старший из них был полонен вместе с Филаретом Романовым. Бояре князья Мстиславский, Воротынский, Куракин и др. оказались в явной – хотя бы и невольной – близости к королю Сигизмунду и рассматривались как изменники. «Отъял Господь сильныя земли», выразился один из современников, говоря о разгроме в смуту московской аристократии. При таких условиях, когда Господь «отъял сильныя земли», трудно было, разумеется, определить, за кем из московской знати более прав и возможности наследовать «великим государям московским» и сесть на их «вдовевший» престол».
Говоря коротко, для многих из числа элиты казалось невозможным искать царя в среде разбитого боярства. И «восхотеша начальницы паки себе царя от иноверных», говорит летописец. Король Сигизмунд и его сын Владислав получили вести, что «на Москве у бояр… и у лучших людей хотение есть, чтобы просити на государство вас, великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича». Шведские власти, занимавшие в то время Новгород, также имели от русских людей, попадавших в их руки, неоднократные указания на то, что князь Дмитрий Пожарский и другие «бояре» предпочитали шведского герцога Карла Филиппа туземному кандидату на престол.
Но если «начальников и бояр» пугала мысль об избрании на царство своего туземного кандидата, то прочую массу московских избирателей и простых обывателей страшила возможность нового воцарения иноземца. Летописец прямо говорит, что «народи ратнии не восхотеша сему быти». В особенности же среди этих «ратных народов» настроены против иноземца были казаки. В то же время среднее население Москвы, не разделявшее боярской мысли об иноземном царе, боялось излишнего «патриотизма» самих казаков: на Московском царстве могло оказаться отродье самозванца – «Маринкин сын», «ворёнок» царевич Иван. Дело в том, что в исход 1612 года казачье войско в Москве своим числом более чем вдвое превосходило дворянскую силу и раза в полтора превосходило дворян и стрельцов вместе взятых.
Этот сильнейший и беспокойнейший «столп» тогдашнего общества московским властям предстояло обеспечивать кормами и держать в повиновении и порядке. Задача была не по силам временному правительству князей Трубецкого и Пожарского, за которым уже не было большой и сильной земской рати, поскольку ее распустили. А казаки настойчиво и беззастенчиво требовали кормов и всякого жалованья. По сообщению летописца, казаки после взятия Кремля «начаша прошати жалованья безпрестанно»; они «всю казну московскую взяша». Из-за казны они однажды пришли в Кремль и хотели «побить» начальников (князей Трубецкого и Пожарскаго), но дворяне не допустили до этого, и меж ними «едва без крови пройде».
Одновременно с требованием «кормов» казаки проявляли и некоторую политическую требовательность. И неудивительно: во главе временного правительства по чиновному старшинству почитался казачий воевода князь Д. Т. Трубецкой; главную силу московского гарнизона составляли казаки; было явно, что их боялись. Казаки еще до Собора, избравшего государя, «примеривали» на престол наиболее удобных для них лиц, а такими оказывались сын бывшего Тушинского вора «воровской Калужский» царевич и сын Тушинского патриарха Филарета Романова.