Забытая Византия, которая спасла Запад
Шрифт:
Путь к Карфагену теперь был свободен, и победивший полководец с триумфом вошел в ликующий город, захватив дворец Гелимера как раз вовремя, чтобы поспеть на пир, подготовленный для короля вандалов. Население города, вышедшее на улицы, чтобы приветствовать его, бросало цветы перед его лошадью и размахивало ветвями. Некоторые опасались грабежей и разрушений, как это случилось в последний раз, когда римская армия захватила Карфаген [77] — но Велизарий дал строгие распоряжения своим людям. Это был не захват, но освобождение. Возвращение Риму бесценной провинции, проведшей больше столетия под гнетом варваров, было проведено торжественно и радушно: не было ни чванства, ни контрибуций. Еда закупалась по справедливым ценам, а за соблюдением дисциплины строго следили.
77
Это
Армия завоевателей не задержалась надолго. Опытные войска Гелимера вернулись из Сардинии, и теперь разъяренный король со своим оставшимся братом [78] выступил в поход, чтобы отбить свою столицу. Перекрыв акведук, который обеспечивал город свежей водой, вандалы вынудили Велизария покинуть город, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Выбрав широкую равнину, которая не давала преимуществ ни одной из сторон, Велизарий повел свои войска в решающее сражение этой войны.
78
Зазоном, вернувшимся с армией ветеранов после подавления мятежа на Сардинии. (Прим. ред.)
Две стороны сошлись друг против друга, истекая потом под пылающим солнцем Северной Африки. Поначалу сильно уступающая в числе, но более дисциплинированная византийская армия, совсем неощутимо начала теснить вандалов. Гелимер бросился вперед, пытаясь ободрить своих людей, но тут история повторилась: в жестоком бою его брата убили у него на глазах. Парализованный горем, король остановился, и его колеблющиеся войска были полностью разбиты атакой византийцев. Теперь вандалы думали только о бегстве; барахтаясь в общей неразберихе, люди с трудом прокладывали себе путь к отдаленным горам, возвышавшимся над пыльной африканской равниной. Тысячи из них погибли в схватке, обагрив поле битвы варварской кровью, прежде чем усталый Велизарий не отозвал погоню.
Победа подорвала силы вандалов так основательно, что они практически исчезли с исторической сцены. Гелимер уцелел, сбежав в горы и продолжая бороться, но когда зима закончилась, он понял, что его дело безнадежно, и сдался. Велизарий с триумфом вошел в суетливый город Гиппон и обнаружил там как огромную казну Гелимера, так и похищенные сокровища Рима.
Через несколько месяцев пали Сардиния, Корсика и Гибралтар, довершив выдающуюся победу. Вандальское королевство было уничтожено менее чем за год, и мир, наблюдавший за этим, сделал соответствующие выводы. Империя возвращалась, чтобы вернуть свое.
Оставив в Африке заместителей, чтобы они покончили с сопротивлением, Велизарий собрал трофеи и наиболее значимых пленников и отплыл в Константинополь. Юстиниан с восторгом приветствовал своего полководца. Ошеломляющее возвращение земель Северной Африки подтверждало возможность его заветной мечты о воссоединении империи. Велизарий доказал всем сомневающимся их неправоту и обеспечил безмерное уважение и империи, и императору. Юстиниану нужно было тем или иным образом выразить свою благодарность, и в своей обычной манере он выбрал самую причудливую награду. Велизарию, объявил он, будет дарован триумф.
Это было высшей наградой, которую мог получить римский полководец, хотя с 19 года до н. э. триумфа не удостаивался никто за пределами царствующей семьи. Однако для Юстиниана, преклонявшегося перед историей Рима, это было лишь очередным свидетельством того, что его правление знаменует собой возвращение славы старой империи.
Молодой полководец шел к ипподрому сквозь восторженные толпы, его лицо было окрашено красным, и яркое солнце сверкало на его доспехах. Согласно традиции, рядом с ним находился раб, державший золотой венок над его головой и шептавший ему на ухо: «Помни, ты всего лишь человек». [79] Вслед за ним под развевающимися знаменами вандальского королевства шел Гелимер, его семья и самые доблестные вандальские воины. За ними почти бесконечной чередой следовали обозы с военными трофеями: троны из цельного золота, колесницы, украшенные драгоценными камнями, серебряная менора, которую Тит присвоил в Иерусалиме в 71 году н. э., и сокровища, которые вандалы похитили из Рима. Вошедшую на Ипподром громадную процессию жители приветствовали стоя, а высоко над ними Юстиниан и Феодора восседали на троне в императорской ложе. Шум толпы стал оглушительным, когда с Гелимера сорвали его королевские одежды и заставили преклониться в пыли перед императором. Лежа ниц посреди символов своей былой славы, поверженный на колени король прошептал строки из Экклезиаста: «Суета сует, и все суета». [80]
79
Изначально
80
Гелимеру были пожалованы земли в Галатии и Малой Азии — и предписано отправиться туда в качестве частного лица. Его плененные солдаты были раскассированы по войскам, стоявшим на персидской границе. (Прим. ред.)
Как бы Велизарию ни хотелось остаться в Константинополе и насладиться наградой за свой поход, у императора уже было для него новое задание. В представлении Юстиниана отвоевание Северной Африки всего лишь вымостило дорогу к куда более важному и символически значимому завоеванию Италии, и не было причин его откладывать. Приказав флоту быть готовым незамедлительно, император послал Велизария с двадцатью пятью сотнями человек на завоевание Сицилии, в то время как другой полководец повел основную армию в Северную Италию сухопутным путем через Далмацию.
Время вторжения было превосходно рассчитано. Власть готов пользовалась достаточной поддержкой среди рядовых итальянцев, но главной трещиной в этой поддержке была религия. [81] Церковь долго была проводником римской культуры и гражданских ценностей — духовенство все еще носило аристократические римские мантии (которые теперь назывались ризами), даже когда их паства уже восприняла варварскую манеру одеваться. Это проводило жирную черту различия между носителями цивилизации и варварами. Вне зависимости от взаимоотношений со своими подданными, готы оставались арианскими еретиками, которые никогда не могли рассчитывать на полное принятие.
81
Но при всем этом зловонные готы все же были именно варварами. Культурные итальянцы обожали жаловаться на их дикие музыкальные вкусы, нелепые штаны [сами наследники римской культуры ходили без штанов — прим. ред.] и сальные волосы.
Было очевидно, что Италия достаточно созрела, и пора ее срывать — но сперва Велизарию нужно было завоевать Сицилию. Это он проделал в своем обычном блестящем стиле, быстро пройдя сквозь остров. Единственным местом, где он натолкнулся на сопротивление, был Палермо; тогда, направив корабли прямо на городские стены, полководец велел своим людям высаживаться прямо туда. Внезапное падение Сицилии полностью лишило духа Теодахада, короля остготов. [82] Когда к нему явился посол от императора, король в ужасе предложил добровольно сдать Италию. В этот момент казалось, что самые древние земли империи будут возвращены так же быстро, как и Африка.
82
Теодахад был мужем Амалсунты, проримски настроенной дочери Теодориха, правившей после смерти отца от имени своего малолетнего сына Аталариха. Именно она разрешила Велизарию использовать Сицилию в качестве базы для действий против Северной Африки. Поддержанный готской знатью, Теодахад почти сразу же после воцарения в 534 году арестовал свою супругу и сослал ее на остров Маршано на Больсинийском озере, где она через полгода была задушена в бане. Именно это убийство стало поводом для выступления византийцев против остготов, поэтому на Сицилии, где были сильны позиции сторонников Амалсунты, имперским войскам не было оказано почти никакого сопротивления. В 536 году трусливый Теодахад согласился сдать византийцам Италию за поместье и 1200 либр золота ежегодной ренты — но отказался от этого обещания после поражения византийской армии Мунда в Далмации и известиях о мятеже Стозы в Северной Африке. (Прим. ред.)
К этому дело и шло — но, к несчастью для обитателей полуострова (и дальнейшей истории Запада), византийский полководец, двигавшийся через Далмацию, выбрал именно этот момент, чтобы провалить наступление, и был убит в третьестепенной битве. Поскольку у войска не было приказа двигаться дальше без командующего, солдаты разбрелись по зимним квартирам и отказались трогаться с места без дальнейших указаний. Византийская угроза внезапно стала куда менее впечатляющей, и Теодахад успокоился. Сожалея о том, как поспешно он согласился капитулировать, он бросил имперских посланников в тюрьму и приготовился к сопротивлению, собрав армию так скоро, как только мог. Возможность быстрой победы была безвозвратно потеряна, и Италия, еще блистающая на закате классической эпохи, теперь погрузилась во тьму гибельной войны. Эта область останется кровавым полем боя еще многие столетия.