Забытые-2: Тишина взаймы
Шрифт:
Её глаза вспыхнули ярко-ярко, сердито-сердито.
– Да, – сдалась я. – Такие чары носит или «хвост», или «крыло». Или все вместе. А когда они срабатывают, остаётся вот это, – я осторожно коснулась огрызков. – Кожа. Ваша. И на ней сохраняются следы как… ожоги. Хотя искры, чтобы не расстраивать своих спутников, называют их клочьями чар. И далеко не все из вас знают об этом способе.
Вёртка посмотрела на меня очень жалобно. Сияющие солнышки глаз – на мокром месте.
– Нет, – успокоила я, – я с тобой так не поступлю. Это… бесчеловечно. Но да в старых искрах, говорят, человеческого
Моя подруга вытянулась и боязливо коснулась кончиком хвоста тонкой кожицы. И сразу же отдёрнулась, и опять посмотрела на меня очень жалобно.
– Да? – я нахмурилась. – Узнаёшь своих? Значит, искра.
…и чтоб ей икалось посмертно за такое обращение с друзьями…
– Сможешь теперь понять, как их находить, эти… клочья? – я посмотрела на Вёртку.
Подруга сосредоточенно начертила кончиком хвоста несколько непонятных символов, покрутилась на месте, снова что-то начертила и возбуждённо кивнула. И сразу же метнулась молнией прочь – опробовать новые чары. А я снова подняла оба лоскута к свету и прищурилась, разбирая символы. Знойными мороками мы не занимались слишком давно. Можно попробовать изучить эти чары в дороге, между делом.
«Хвост», одно «крыло»… или два «крыла». При искре обычно находилось три паразита. Остался третий. Не факт, что здесь, в подземелье… но поиски покажут.
Я присмотрелась, заметила рядом с «башней» Зима, очень чем-то своим занятого, и по верёвке спустилась вниз. Пёс по-прежнему дремал и явно не собирался уходить, то есть в других пещерах Сердца больше делать нечего. Ему. А у меня осталось одно дело. Нет, два. Раз уж мы так глубоко забрались, это тоже надо использовать.
У ближайшего же столба я остановилась и прижала ладонь к камню. И он, как живой, прильнул ко мне тёплым боком. Ещё тёплым – но уже остывающим. День-два, и искры погаснут. Чары умрут. Камни осядут. Пещера обрушится. И на древнее волшебство не останется даже намёка. Лишь наши воспоминания.
Я закрыла глаза и позвала искру. В сильные чары, говаривал дед, искры вкладывают душу. И поэтому иногда они отзываются. Что-то в них хранится – не то частичка души, не то её отражение. И если в чарах осталась хоть капля силы, если подобрать нужные слова, если очень захотеть услышать…
Ладонь обожгло, и я снова рухнула в колодец.
…Ветер гнал по выжженной пустоши облака пыли. Солнце, скрытое мутной пеленой, светило тускло и багрово. Зной в перегретом воздухе давил, душил, сжигал.
Хорошее место. Открытое. Просторное. Но люди должны его покинуть. Лишь тогда здесь появится новый город. Обманный. В вечном тепле даже зимой, с земляными постройками для отвода глаз. Правда, от гор далековато… Но лишь здесь пока нет меток вернувшихся. Поставь стену там, где есть хоть одна, – разорвёт чары, гиблой гнилью разъест до прорех.
Пусть далеко. Лучше спасти меньше, чем совсем никого.
…Жаль «крылья». Но парни сделали свой выбор. Был ли другой способ? Они знали, что нет. И всё решили сами. И я всю жизнь буду жалеть об этом – и о том, что позволил себя убедить, и о том, что не смог придумать ничего лучше. Но вот «хвост»… сберегу. Понял? Даже не дёргайся. Больше сложных чар здесь не будет. А с простыми я и сам справлюсь.
Тише, дружище. И на твой век хватит подвигов.
Ничего ещё не закончено. Полмира в руинах – но всё только начинается.
…Время замерло.
Утро, день, вечер, ночь…
Дни затянула пыльная завеса, жизнь стала пепельно-мутной, солнце – бесконечно багровым. Всё потеряло смысл, кроме одного – последнего вернувшегося. Он петлял, как перепуганный заяц, и мне никак не удавалось его догнать.
Паутина дорог снова и снова ложилась под ноги. Пути расползались безликими и беспомощными тенями. Она послушно приводила туда, куда нужно – но всегда поздно.
Слишком поздно.
Шамир жался к моей руке перепуганным щенком – мелким, глупым. Сначала изорвал всё в клочья и лишь потом испугался. Я старался сердиться на него, но не мог.
Он ведь ещё такой молодой, наш мир. Старый годами, но юный делами. У него нет самого главного – свободы. И жизни. Мы учимся на своём опыте каждый день, ошибаясь, делая выводы, снова пробуя. У Шамира такой возможности нет и не будет, ведь каждая его ошибка – всегда катастрофа для живых существ. Он может только наблюдать.
Теперь он это понимает. И скулит, что больше так не будет.
Вероятно.
Но нам и этих бед – с лихвой. И даже более чем.
…Опять остывшие следы. Мёрзлые. Мёртвые. И очень давние.
Похоже, тварь всё-таки спряталась. Залегла где-то в пределах. Поняла наконец, что я не отступлюсь. Решила выждать. И – кто дольше протянет, у кого больше запас жизни.
Но ничего. Я не успею – моё дело продолжат потомки. Беспомощными жертвами искры больше не будут.
Стужа – так его уже называют в народе. И под таким именем запомнят. И под этим же именем он вернётся. Снова.
В прошлом же его звали…
– Ося! – орало на ухо.
– Твою мать, Зим!.. – рявкнула я зло. – Ты нарочно, что ли?!
– Конечно! – не понимая сути, огрызнулся знающий. – А как иначе до тебя докричаться! Нашла, где и когда спать!
Я села и протёрла глаза. Конечно, я лежала. Конечно, у столба. Конечно, я казалась спящей.
– Не твоё дело, где и когда я сплю! – в моей ладони яростно вспыхнуло солнце. – Ещё раз разбудишь – спалю к Забытым, понял?!
Зим отшатнулся:
– Ты чего это?..
– Я не сплю, глупое ты хладнокровное! – я сердито сверкнула глазами, и куртка на знающем задымилась. – Я вспоминаю! Или, может, ты и этого не знаешь – почему искр называли помнящими? А?
– Вы – хранители всей памяти Шамира, – нервно протараторил Зим. – И можете вспомнить всё что угодно. Что случалось с любой искрой. Это мне Травна написала, – добавил виновато.
– Вот и представь себе, что именно сейчас, через последнюю искру в чарах, я почти вспомнила, как на самом деле звали Стужу, – едко поведала я. – Но ты разорался, и я проснулась. И живи теперь с этим всю жизнь, болван! И получится ли сно… – я обернулась к столбу и замолчала.