Забытые письма
Шрифт:
Сельма отлично знала, как забивают свиней в это время года. Сначала загоняют в угол, а потом подвешивают с перерезанным горлом, чтобы кровь стекала в ведро – из нее потом готовят кровяную колбасу. И все же трудно устоять перед жареным мясом с хрустящей корочкой и особыми мамиными приправами. От одной мысли рот наполняется слюной, и кажется, пронизывающий северо-восточный ветер уже не так злобно рвет на ней тоненькое пальтишко и шарф. Этот ветер называют ленивым, потому что он не огибает тебя, а дует прямо насквозь. Что ж, пора возвращаться домой.
И тут она заметила
Сельма старалась не слишком откровенно таращиться на них и зарылась носом поглубже в шарф, но первый из близнецов все-таки успел ее заметить.
– О, мисс Бартли… Добрый вечер! Тоже покупаете подарки на Рождество? – обратился он к ней. – У вас большая семья, наверняка нужно много подарков!
Брат его молча шагал рядом, едва удостаивая ее взглядом.
– Ну же, Энгус, позволь я представлю тебя юной леди, которая спасла тебе жизнь!
Энгус посмотрел на нее. Глаза его были пустые, словно он никогда ее прежде не видел. Он вежливо чуть наклонил вперед голову, но ничего не сказал.
– Печально… Ничегошеньки-то он не помнит, – невесело пояснил Гай. – Ну, как ваши дела? Не терпится дождаться Рождества?
Не зная, что говорить в ответ, Сельма кивнула.
– Вот так холодина. Я слышал, к нам идут снежные тучи. Но, надеюсь, они подождут, и мы успеем славно поохотиться в сочельник!
Сельма снова кивнула. Она знала, что отец вовсю занят в кузнице, подковывая лошадей благородных охотников, собирающихся, как у них заведено, поохотиться на лис в канун Рождества. Сбор назначен у «Оленьих рогов».
– Если хотите, мы помолимся за вас на нашем утреннем выступлении, – предложила Сельма. – Не представляю, правда, как петь в такую пургу.
– Выступлении? – недоуменно включился в разговор Энгус. Он теребил тесемку, которой был перевязан сверток в его руках, и смотрел куда-то мимо нее из-под нависших век.
– Да… рождественские гимны. Мы поем колядки у дерева на рассвете, а потом собираем небольшой оркестр…
– Ах, эти сектанты со своими причудами, – презрительно пожал он плечами. – Мама говорит, от них-то все наши беды.
– Энгус! – настал черед Гая покраснеть. – Ой, глядите, вон Бивен на своей новой игрушке. Отец купил ему автомобиль. Мы предложили бы подвезти вас до дому, но едем на станцию встречать лондонский экспресс. Наш отец возвращается домой на Рождество.
– Я с мамой, просто жду ее здесь. Мы вернемся на конке, спасибо. Надеюсь, вы оба получите чудесные подарки на Рождество, – улыбнулась она и легонько присела в реверансе.
– И вам того же желаем, и всем вашим близким! Не забывайте, мы страшно благодарны вам и вашим братьям, правда, Энгус? – обернулся он к брату, но тот уже удалялся в направлении ярко освещенной пивной. – Простите его грубость. Он сам не свой в последнее время. Ну, мне пора. Да и вам тоже. Вы совсем замерзли!
Энгус показался Сельме ничуть не менее надменным, чем в тот злополучный полдень, когда ему вздумалось у ручья преподать им урок ныряния.
– Надеюсь, он скоро поправится, – ответила она, не столько веря в то, что он изменится, сколько из вежливости.
Гай помолчал.
– Вы пойдете смотреть охоту?
– Возможно. Если погода не подведет. Но вообще-то мы ждем гостей из Брэдфорда – нашу тетю Рут с мужем.
– Да уж, у нас тоже каждый день гости, мамины друзья в основном. Снова шарады, песни у рояля, игра в карты, и гуляем, гуляем, гуляем – пешком и верхом по холмам. Ну просто с ног валишься к концу дня!
– Мы тоже поем песни, а вот в карты мы не играем… Совсем не играем в азартные игры, – ответила она, не уточнив, что еще они в рот не берут и глотка спиртного. – Что ж, весело вам отдохнуть!
– Счастливого Рождества, Селима! – отозвался он, приподняв кепи, и зашагал вслед за братом.
Сердце ее подпрыгнуло – он помнит ее полное имя! Гай излучал тепло точно так же, как его брат излучает холод, и неважно, здоров он или болен. Гай как будто видит в ней друга, равного. В груди поднималось волнение, словно бабочки вдруг затрепетали крылышками.
Они живут в одной деревне, но их семьи принадлежат к разным мирам, между ними высокая каменная стена, прикрытая буковой изгородью. Но Рождество – это особое время, – улыбнулась она, – время, когда ты желаешь добра всем, кто рядом с тобой: богатым и бедным, аристократам и простым людям. Может быть, их миры еще когда-нибудь соприкоснутся? Лишь одно она знала наверняка: она хочет увидеть Гая в охотничьем костюме верхом на лошади.
Шлепок по спине резко вывел ее из мечтательного состояния.
– О чем это ты тут воркуешь с господами красавчиками?
Обернувшись на голос Мэриголд Плиммер – узенькое личико, скривившиеся в усмешке губы, – Сельма тихо ответила:
– Ничего интересного, не стоит внимания.
– Как знаешь. Но не надейся, что кто-то из них одарит тебя милостями. Мама говорит, один из них повредился разумом. Припадок у него был на школьном дворе или что-то вроде того. Мне Тилли Фостер рассказала. Она работает в столовой и все видела – ну, вернее, одна из ее знакомых видела. Так что не все купишь за деньги. И поделом им, и очень это справедливо, что несчастья сваливаются на них так же, как на нас, правда?
– Это печально, – отозвалась Сельма. Неудивительно, что Энгус вел себя так странно. – Его мама, должно быть, очень беспокоится за него.
– Кто? Эта спесивая корова? Леди Задери-Нос из Ватерлоо? И поделом ей. Ты бы видела ее в церкви! Входит через боковую дверь перед самым началом службы, голову замотает толстенной вуалью, будто шторой, только бы нас не видеть. А потом выходит так же, едва орган затихнет. Жалко мне ее мальчиков. Водит их кругом за ручку, как маленьких. Мама слышала, что на кухне у нее…