Забытый князь
Шрифт:
Когда вошли внутрь, в нос ударил запах затхлости. Давно не топились печи, и дух жилого со временем выветрился. Кошка занялся растопкой печей. Вскоре над хоромами показался дымок. Жизнь входила в старое жилье. Первый обед был как праздник. Во двор вынесли столы, составив их в один общий. Вытащили старые, покрытые пылью времен, чаны. Затрещали костры. Запахло жареным мясом. Прикатили и бочки с брагой. Заперев крепко ворота, начали бражничать. Но перед этим все сходили в церковь поблагодарить Господа Бога за то, что удачно добрались до места. Просили помощи и в дальнейшем.
Великий хан не торопился с приглашением к себе прибывшего московского посланца. Пришлось ждать. Пронырливый
Узнав об этом, Кошка насторожился. Он знал, что в душе все они не любят московских князей, которые их прижимали. Находясь вдали от родной земли, могли сделать что угодно. Поэтому Кошка просил Василия не покидать по возможности родных стен, а воеводе наказал следить за каждым шагом княжича.
Но пока Василия не очень расстраивало, что хан его не принимает. Ему было интересно все: и большой красивый Сарай, его жизнь, шумные базары. На базары они пошли в первую очередь. И не зря. На рынке, где торговали рабами, они успели застать многих московитян, среди них потомков довольно известных мастеров. Там они выкупили Парамшу, дед которого, тоже Парамша, был золотых дел мастер. Внук пошел по его дороге. А еще гончаров, киверников, иконников. Брали и других. Как и приказал князь Димитрий, денег не жалели. Потом это обернулось им, особенно Василию, огромной неприятностью. Но это случилось потом. А пока княжич изучал их прекрасные дворцы, церкви, мечети…
Когда новизна потеряла свою привлекательность, Василий почувствовал, как смутное чувство тревоги стало захватывать его. Уже не так притягивали дворцы и рынки. Чаще начал вспоминать родной дом и наседать на Кошку, чтобы тот что-то делал для встречи с ханом.
И вскоре все решилось. Что было причиной, трудно сказать: не то сработала пробивная сила Кошки, не то хан сам решил, что дальнейшее испытание терпения княжича может только навредить его задумке, которой он ни с кем не делился. А прицел его был и великим и очень опасным. Он понимал, что для этого ему нужны союзники, и в этой роли он видел Московию как ближайшего и самого сильного соседа.
И Василия пригласили к хану. По этому случаю служки достали из сундуков дорогое княжеское одевание: корзно с цветным подбоем и золотой запоной с отводами, кафтан ниже колен, золотой пояс, востроносые сапоги, шапку с подбоем и опушкой. У всей одежды воротники, рукава, подолы и края были расшиты золотом.
Хан принимал княжича во дворце, построенном на месте бывшего шатра и напоминавшем его своей архитектурой. Дворец был из белого камня. Края крыши, двери, рамы – все позолочено. Для приема гостей во дворце соорудили специальный зал – огромное помещение с дугообразным потолком и длинными, узкими окнами. Пол и часть стен покрыты шкурами. Только дорожка к трону, как и площадка перед ним, выложена из нежно-голубых керамических плиток. Позолоченный трон стоял на возвышении.
Тохтамыш встретил гостя умным, пронизывающим, суровым взглядом черных, как уголь, глаз. Хан по своему разумению знал, что русские князья не принадлежат к числу великих правителей вселенной. Сам же он очень гордился тем, что в его жилах течет кровь Чингисхана. Он презирал тех татарских правителей, у которых ее не было. Так он относился к своему спасителю Тимуру, который его, Тохтамыша, нищего потомка великого хана, сделал кипчакским ханом. Возвышение безродного Мамая тоже не давало ему покоя. Мамай, наголову разбитый русскими, стал еще и добычей поджидавшего такой момент Тохтамыша. Но Мамаю удалось бежать в Крым, где он нашел покой. А Тохтамыш гордо взошел на трон своих предков. Лицо повелителя не имело чисто татарских черт. Видна была помесь татарина и узбека. Оно было несколько удлиненно, только разрез глаз говорил о том, что он сын степей.
Как ушли в прошлое шатры, на смену которым пришли дворцы, так теперь перед встречей с великим ханом не надо было ходить около куста, кланяться солнцу, луне, земле, дьяволу, умершим предкам ханов. Теперь гостя встречали два огромных тургауда и, встав по обе стороны, вели на прием. Перед главным залом гость должен был снять обувь и надеть мягкие кожаные чувяки. Войдя, низко поклониться. Поклониться надо было и подойдя к трону.
Василий, как было положено, остановившись перед троном, низко склонил голову. Выпрямившись, встряхнул головой, убирая упавшие на лицо волосы и, смело глядя в глаза хана, заговорил:
– Позволь мне, великий и почтенный, приветствовать тебя, поднявшего с земли знамя великого Джихангира. Да окажет тебе помощь и любовь всемилостивый творец всего существующего, да будут годы твои наполнены слезами врагов твоих и радостью твоих друзей. Да будет жизнь твоя долгой и счастливой во имя Аллаха, милостивого и милосердного! – сказав, Василий еще раз поклонился и отступил на шаг назад.
Слова княжича, сказанные голосом приятным, исходящим из сердца, растопили лед в груди повелителя.
– Как поживает великий московский князь? – спросил хан, не спуская взгляда с княжича.
– Мои слова – слова великого московского князя, – ответил Василий.
Мурзы, толпой стоявшие вокруг трона, переглянулись между собой. Как это он объявил Димитрия великим князем? Тут же находится Михаил, который тоже претендует на этот ярлык. Он живет здесь не один месяц. И хан ему пока не отказал.
Чуткий и осторожный Тохтамыш уловил это настроение. Немного ругнул себя за эту поспешность, уж очень по душе пришлись слова молодого князя: «Поднятое знамя великого Джихангира». Давно уже никто не говорил так. «А он поднял меня до его уровня». Но уловленное им неудовольствие его князей тоже нельзя игнорировать. И хан нашелся.
– Сегодня, дорогой княжич, наша действительность меняется, как осенний день. Недостойный Мамай, – это слово он произнес с презрением, – тоже называл себя великим. А чем закончил? Поэтому судьба ярлыка пока не определена.
– Дозволь мне, великий хан, в знак благодарности за твою любовь к моей дорогой земле поднести тебе наш княжеский дар! – сказав, он хлопнул в ладоши.
В зал вошли люди с сундуками. Они вытаскивали из них переливающиеся серебром шубы, холсты из паволоки, позолоченное оружие, драгоценные каменья в разукрашенных кошелях, дорогие ожерелья. Из всех подарков Василий взял парчовую, шитую золотом, мантию, подбитую горностаем, и положил с поклоном на колени хана. Тот не мог скрыть своего восторга и каким-то победным взглядом посмотрел на окружающих его князей. На их лицах застыла подобострастная улыбка. И только один князь Едигей, недавно перешедший на сторону Тохтамыша, двусмысленно улыбнулся. Василий же, понимая ценность подарка, ничего не сказал, а молча вернулся на свое место, демонстрируя тем скромную почтительность. Едигей шепнул стоящему рядом мурзе: