Забывший имя Луны
Шрифт:
Когда электричка остановилась у платформы Пискаревка, Женя поднялась и вышла. Я видела ее на платформе. Олег вернулся к нам. Его место уже заняла какая-то шустрая старушка. Он остался стоять и смотрел в окно, стараясь не встречаться со мной взглядом. Я была ему за это благодарна.
– Только не говори мне, что ты подписывал с ним контракт! Кен даже прочесть не сумеет ничего, кроме, конечно, следов.
Виталий смотрел мужчине прямо в глаза. Олег лучезарно улыбался улыбкой кинозвезды. Ленка тревожно крутила головой. Я изучала трещины на линолеуме, которым был застелен
– Кен, чтоб ты знал, умеет и читать, и писать. Причем умел уже тогда, когда у нас появился, – спокойно возразил Игорь Владимирович. – Но контракта мы с ним действительно не подписывали. Не говоря уже о том, что у мальчика нет документов, ему еще не исполнилось восемнадцати лет.
– Простите, а зачем наемным боевикам документы? – невинно поинтересовалась Ленка. – Или у вас все-таки государственная, но глубоко засекреченная структура?
Виталий едва не подскочил на месте. Я невольно втянула голову в плечи, подумав: «вот здесь и сейчас нас и прикопают…»
– «Зачем вам, хамьё, подорожная? Вы же читать не умеете!» – в довершении всего с лучезарной улыбкой процитировал Олег.
На скулах Игоря Владимировича ходили желваки, но Стругацких он, по-видимому, все-таки читал. К нашему счастью.
– Пойми, Кореец, мы не благотворительная контора, – вступил в разговор Павел Петрович (Надо сказать, что с самого начала он понравился мне больше. В младшем военном была какая-то скрытая отмороженность, похожая на психическую трещину, надлом. В старшем – глубоко скрытая и уже пережитая боль.). – Ты прислал нам пацана, утверждая, что в миру ему угрожает какая-то смертельная опасность. Мы, как во Французском Иностранном Легионе, не стали никого ни о чем спрашивать. Поверили тебе и ему, хотя история, согласись, диковатая даже по нашим нынешним, странноватым в целом, временам. Ладно, проехали. Взяли. За полтора года мы вложились в него…
– Я заплачу, – тут же деловито сказал Олег. – Мы понимаем, это коммерция. То, что вы потратили. У меня есть валютный счет, я – гражданин Мексики. Вы скажете, куда перевести деньги, сумму, реквизиты, в какой стране…
– Мексиканец?! – Павел Петрович, не скрывая изумления, обозрел светловолосового, голубоглазого Олега, похожего, скорее, на уроженца Скандинавии. – Вот только этого нам и не хватало! Кореец, кого ты сюда притащил? Что вообще происходит?!
– Видите ли, обстоятельства сложились так, – я решила, что настала моя очередь вступить в разговор, так как остальных прибывших военные уже воспринимали в той или иной степени предвзято. – что Кешка или Кен, как вы его называете, к тому времени, когда к нему вернется память (если это, конечно, вообще когда-нибудь произойдет), должен быть… ну, как бы это поточнее выразиться? – максимально светским человеком. Иначе… возможны всяческие накладки.
– Бред какой-то! – искренне воскликнул Игорь Владимирович. – О чем вы вообще говорите, я лично ничего не могу разобрать! А ты, Павел?
– Полтора года назад ты, Кореец, был не против, чтобы мы с Игорем сделали из Кена солдата-профи. Напротив, ты просил нас об этом, и именно здесь видел для него возможность спасения, – попытался обобщить Павел Петрович, обращаясь к Виталию и игнорируя меня. – Теперь обстоятельства как-то изменились или открылись какие-то новые факты, и ты и эти люди, которые с тобой, больше не хотят, чтобы Кен становился боевой машиной. Вы, в свою очередь, готовы вложится и как-то адаптировать его в миру. А что, если уже поздно?
– А может быть, Кена хочет купить этот… мексиканец? – предположил со своей стороны Игорь Владимирович. – Для своего личного употребления? Например, в телохранители?
Все-таки Павел Петрович не случайно сразу показался мне умнее.
В ответ Олег вытаращился на младшего из военных и с детской непосредственностью покрутил пальцем возле виска.
Виталий поморщился. Он, в свою очередь, явно был невысокого мнения об умственных способностях Олега.
– Действительно поздно? – уточнил Виталий.
– Не знаю. Возможно, – Павел Петрович покачал головой. – Но, может быть, и нет. Однако, я еще не разобрался. Учтите: с пионерских времен не верил в чистую благотворительность. А уж теперь, с наступлением эпохи дикого капитализма, тем более. Деньги – товар – деньги, именно так, как нас учили в школе. Зачем вам мальчик?
Виталий выразительно взглянул на нас: давайте, мол, выкручивайтесь как хотите.
Про сокровища нельзя было говорить ни в коем случае. Это я как-нибудь понимала. Но и любое вранье профессионал Павел Петрович просечет на раз-два-три. Что делать?
– Отец Кена был вором, – сказала я. – В конце жизни под влиянием некоего неизвестного нам импульса он уверовал в Бога, и до смерти вел фактически отшельническую жизнь на берегу Белого Моря. Потом он утонул вместе с женой и дочерью. Кешка – выжил. Может быть так, что он знает, где хранится важная для православных христиан и для истории нашей страны реликвия. Этой реликвии место в Эрмитаже или уж в соборе.
– А отец Кена ее спер, что ли? – уточнил явно заинтересованный и сразу поверивший мне Павел Петрович (вот она, сила правды! Ведь ни одного слова вранья не сказала. Олег исподтишка выставил большой палец, как делал в юности, когда хотел показать, что гордится мной. Я против воли почувствовала себя польщенной). – Сначала, стало быть, украл, потом под влиянием мистической силы той реликвии обратился в правильную веру, а потом…
– Как реликвия попала к кешкиному отцу, мы толком не знаем, – осторожно сказала я. – Эта история тянется из первых дней, месяцев войны. Никого из знавших наверняка не осталось в живых. Кешка, Кен – последняя ниточка. И та – сами понимаете…
– Н-да… История… Прямо как у Жюля Верна… – пробормотал Павел Петрович. – И что же вы-то собираетесь со всем этим делать? Кто из вас тут историк, кто – поп?
– Попов нет. Историки я и Олег, – сказала я. – Елена – милиционер, инспектор по делам несовершеннолетних… В первую очередь мы оформили бы Кену документы…
– Вот это – дело! – неожиданно поддержал меня Игорь Владимирович. – А то живет человек на свете без малого шестнадцать лет и ни в каких списках не значится!
– Документы – это, конечно, хорошо, – задумчиво протянул Павел Петрович. – А что же… Что же, воры, бывшие сподвижники отца Кена, эту историю с реликвией (а что она, кстати, такое?) хоть каким боком знают?
Виталий, поколебавшись, кивнул.
– Реликвия – деревянный крест, – сказала я, надеясь, что моя искренность опять произведет должное впечатление. – Длиной 35 сантиметров.