Зачарованное сердце
Шрифт:
Рывком распахнув калитку сада, он медленно, очень медленно зашагал к входной двери. Поднял руку к звонку и вдруг услышал шум проезжавшей мимо машины. Он обернулся. К его полному изумлению, автомобиль остановился у их калитки.
Из машины выскочил лакей, и, когда он открыл дверь, Роберт увидел женщину. Открыв рот, он стоял и смотрел, как она выходит из машины. Он не помнил, что когда-либо прежде ее видел, но с первого взгляда на нее сердце забилось сильнее и его охватило странное возбуждение.
Она была очень красивой, эта незнакомая леди, которая шла в его сторону по узкой тропинке сада. Для Роберта она была красивее всех женщин, которых он видел в своей короткой жизни. Не очень высокая, в шляпе с перьями и в изумительно элегантном платье, она казалась ему богиней.
Женщина подошла совсем близко, а он по-прежнему стоял не отводя от нее глаз даже сейчас, когда она сама на него смотрела. И прежде чем она заговорила, он уже все понял.
— Роберт! Ты ведь Роберт, да? — задала она вопрос и поняла ответ по выражению его лица. Женщина опустилась перед ним на колени и обвила его руками. — О, мой дорогой… мой дорогой, мой родной мальчик… наконец… наконец!
Он чувствовал ее прикосновение, мягкость ее рук и сильный изысканный аромат духов, который, казалось, обволакивал его.
— О, мой дорогой! — не могла остановиться женщина, и щека, прижатая к нему, вдруг стала мокрой.
— Что все это значит?!
Голос заставил их обоих вздрогнуть, и они одновременно повернули головы. Дверь в дом была открыта, и они стояли там, обе седые, старые, съежившиеся и бесконечно мрачные и злые от своей беспомощности.
Женщина поднялась, медленно, без спешки, тщательно отряхнула пыль с юбки и только потом заговорила. Голос ее звучал неописуемо ликующе:
— Это значит, что я приехала забрать своего сына!
— Забрать его? — Вопрос был задан хриплым, как отметил Роберт, голосом.
— Да! Я выиграла дело! Я приехала сюда прямо из суда. Судья дал мне полную и абсолютную опеку над моим ребенком — полную и абсолютную опеку!
Она намеренно повторила слова, чтобы они врезались в их память, и затем театральным, но для Роберта таким же прекрасным, как будто она открывала для него ворота в рай, жестом указала на машину:
— Поедем, дорогой, больше нам нечего здесь делать.
Взяв Роберта за руку, она потянула его на тропинку. Он последовал за ней, ни разу не оглянувшись. И только когда машина отъехала, заметил, что они по-прежнему стоят в тени дверного проема, вероятно слишком ошеломленные, чтобы спорить или протестовать.
Теперь для Роберта началась новая жизнь, незнакомая и волнующая, такая, о которой он и не смел мечтать. Автомобили, поезда, пароходы следовали один за другим в дикой неразберихе.
Именно тогда он впервые пересек Атлантику и начал понемногу узнавать о незнакомой до этого стране под названием Америка, гражданкой которой, как оказалось, была его мать. Лишь тогда он полностью понял, что с ним произошло. С невыразимым облегчением он осознал, что его старой жизни пришел конец.
В первый раз он завел друзей. Это были странные друзья для мальчика: юноши-носильщики в отелях, горничные, конюхи, шоферы, газетчики и продавщицы фруктов, хранившие для него самый отборный товар, потому что им нравилась его улыбка.
Он видел в них дружелюбие и доброту, которых был лишен все предыдущие годы своей недолгой жизни, и постепенно он обнаружил множество вещей, о которых никогда прежде не подозревал. Он узнал, что все, что можно получить от жизни, зависит от того, что ты сам в нее вложишь. Он узнал, что за деньги можно купить почти все, но гораздо больше ты получишь, будучи очаровательным человеком, имея то, что люди обычно называют «обаянием».
Прежде чем хоть что-то узнать о своей матери, он узнал о человечестве в целом. Поначалу он просто слепо обожал ее — для него она была ангелом освобождения, чье волшебное прикосновение перенесло его из неописуемого ада в неземной рай, полный радостей и приключений.
Мать впервые подарила ему настоящую нежность, и, когда она его целовала, он с трудом сдерживался, чтобы не заплакать.
Они предлагали ему Бога, но все, чего он хотел, была материнская любовь. Мало-помалу, когда первое изумление и смущение прошли, он начал узнавать и свою мать. Она сражалась за него во всех возможных инстанциях двух стран, что стоило ей огромных денег, но в конечном счете выиграла! И не только из любви к нему.
Роберт понял это не сразу. Это была ее месть — месть человеку, который не выдержал ее любви и который осмелился осуждать ее, месть его родственницам, которые цитировали Библию и говорили, что она скверная женщина.
— Может, я и плохая, дорогой, — призналась она Роберту, — но я предпочту быть самой грешной личностью в мире, чем такой правильной, как они!
И он не мог с ней не согласиться: она была такой изысканной, с волосами цвета полированной меди, большими зелеными в крапинку глазами и красиво очерченным красным ртом, казалось созданным для поцелуев.
Роберту потребовалось мало времени, чтобы обнаружить, что она, в общем-то, и не хочет, чтобы он постоянно был рядом с ней, но готова терпеть и даже наслаждаться обществом молодых мужчин, которые говорили бы ей, как она прекрасна, осыпали бы ее комплиментами, служили бы ей на посылках и были бы достаточно тактичными, чтобы исчезать, когда в них не было нужды, и, наоборот, появляться, как только нужда возникала.
Но Роберт не обижался. Его больше коробили ласки, которые мать оказывала ему на публике и предназначавшиеся больше для возбуждения желания и ревности в сердцах тех мужчин, которые за этим наблюдали. И он стал критическим взглядом изучать поклонников матери.
Она обсуждала их с ним, он оказался чрезвычайно полезен в выяснении важных деталей их частной жизни путем бесхитростных вопросов и необременительного шпионажа среди его простых, но обычно очень осведомленных друзей.
Они путешествовали от одного берега к другому. Для его матери не было ничего слишком фантастичного или слишком рискованного, ей всего хотелось попробовать. Нечего удивляться, думал Роберт, что многие из ее поклонников не успевали ею пресытиться, как и она ими.