Зачарованное сердце

Картленд Барбара

Зелли продолжала говорить в пустоту, потому что Роберт уже пересек холл и большими шагами направился по широкому коридору, ведущему к комнате для гостей. У двери он остановился на мгновение, чтобы немного успокоиться, затем, сделав глубокий вдох, повернул ручку и вошел.

Это была большая комната с огромным окном, выходящим на озеро. Солнце светило сквозь ромбовидные витражи, и девушка, стоявшая в его лучах, как показалось Роберту, вся светилась, словно была пришельцем из другого мира. Она повернулась, и он увидел ее лицо. Закрыв дверь, он медленно направился в ее сторону. Остановившись рядом с девушкой,

мгновение смотрел на нее в полном молчании.

Девушка была не очень высокой, но идеально сложена, и лишь ее глаза, окаймленные тяжелой бахромой ресниц, казалось, нарушали общую картину — они были слишком большими для сердцевидного хрупкого личика. Девушка сняла шляпу, и солнце пронзило красновато-золотистыми лучами ее темные волосы. Кожа цвета магнолии выдавала в ней уроженку Южной Америки — только там можно встретить этот оттенок у самых красивых и юных женщин. Она была очень молода, но имела осанку и утонченность, совершенно недоступные англичанкам того же возраста.

Она ждала, не смущаясь и не удивляясь испытующему взгляду Роберта. Затем, наконец, сказала улыбнувшись:

— Я Микаэла.

— А я… я твой отец. — Голос Роберта споткнулся на последнем слове.

Микаэла протянула руку, маленькую, нежную, с длинными тонкими пальцами. Роберт нежно подержал ее в обеих руках, затем поднес к губам.

— Добро пожаловать домой! — просто произнес он.

Микаэла вновь улыбнулась, и Роберту показалось, что он никогда не видел ничего более прекрасного: ее красота, оживленная улыбкой, была еще более совершенной, чем в покое.

— Я понятия не имел, что ты приезжаешь сегодня, — сказал он, — иначе бы ждал у порога. Как ты добралась? Я не ожидал тебя по крайней мере до будущей недели.

— Прилетела из Нью-Йорка, — ответила Микаэла. — Знаю, было решено, что я прибуду на корабле, но я плохо переношу качку. Так что я предпочла воздух. Это было отличное путешествие, вот только служанка плакала всю дорогу — боялась, что каждая следующая минута окажется для нее последней.

— Иди сядь, — предложил Роберт, указывая на широкое кресло у окна. — Значит, ты любишь приключения? — спросил он. — Даже если они могут оказаться опасными?

— Я действительно люблю приключения, — кивнула Микаэла. — И приехать сюда, к вам, было для меня тоже приключением, о котором я давно мечтала.

— И ты не боялась?

— Боялась? Кого я должна была бояться? Вас? — Она задала вопрос прямо, и Роберт, наклонившись, вновь взял ее руку.

— Микаэла, — сказал он, — мы должны кое-что обсудить, прежде чем начнем наше совместное житье. Когда тебе впервые сказали обо мне?

— Мне сказал дедушка, — ответила Микаэла, как раз перед своей смертью. Он знал, что скоро умрет, и мечтал уйти из этого мира, чтобы последовать за бабушкой, которую любил и без которой жизнь ему казалась пустой. Они жили обособленно, виделись всего с несколькими людьми и никогда не общались с посторонними. Я часто размышляла, почему двое людей с такими талантами и положением должны были похоронить себя в глуши. И мой дедушка, наконец, объяснил мне причину — из-за меня.

— И когда он сказал тебе… — настаивал Роберт, он предложил, чтобы ты мне написала?

— Он сказал, что я должна так сделать, — ответила Микаэла. — Он объяснил, что больше некому за мной присматривать, а жить одной мне не годится. Оставить мне много денег он не мог, поскольку все наследство должно было перейти к моей матери.

— Ты когда-нибудь видела свою мать?

Микаэла покачала головой:

— Раз в год бабушка и дедушка ездили в Буэнос-Айрес, чтобы повидаться с ней. Ее муж занимает важный пост в правительстве. У них огромный особняк. Но меня всегда оставляли дома!

— Она спрашивала о тебе?

Микаэла пожала плечами:

— Не думаю. Она хотела бы забыть о моем существовании. Я была… как это сказать?.. ошибкой!

Роберт крепче сжал ее пальцы.

— Послушай, Микаэла, ты должна мне поверить. Я сожалею об этом. Я понятия не имел о твоем существовании, пока не получил твоего письма, посланного на мой последний адрес в Нью-Йорке. Когда я встретил твою мать, я был молод, очень молод — только что отпраздновал свой восемнадцатый день рождения. Твоей маме тогда было семнадцать. Мы были детьми, но наше влечение друг к другу оказалось совсем не детским. Мы влюбились безумно, страстно! Но о женитьбе не могло быть и речи. Твой дедушка просто посмеялся бы надо мной! Я был искателем приключений — не более того, и на несколько недель нашел их с твоей матерью. Мы были безгранично счастливы и ужасно непредусмотрительны относительно будущего. И хотя мне было жаль уезжать, когда пришло время, наша страсть сильно поутихла. Я не имел понятия, что оставляю после себя столь прочные воспоминания… — Он на мгновение замолчал, глядя на маленькую ручку в своих руках. — Это жестоко, но это правда, именно так все и случилось. Ты простишь меня, Микаэла?

Девушка засмеялась. Смех ее был тихим, звенящим и необычным, очень подходящим ко всему ее хрупкому облику.

— Не смотрите на меня так серьезно, отец, — попросила она. — Возможно, в свое время это и было трагично, но зачем нам беспокоиться об этом сейчас? Моя мать счастлива в замужестве, она важная дама, всеми уважаема, на первых ролях в свете. Дедушка и бабушка, думаю, были счастливы растить меня. Это, конечно, прибавило им забот, но уверена, я придала смысл их жизни, и они никогда не сожалели об этом. Что же до меня самой…

— Продолжай, — попросил Роберт.

— Я здесь, в Англии, и очень рада познакомиться со своим отцом.

Это было сказано довольно мило, и Роберт, гладя на утонченное улыбающееся личико, подумал, не грезит ли он. Он воображал себе разное: упреки, взаимные обвинения, но только не такое безупречное творение, готовое воспринимать ситуацию как само собой разумеющуюся и даже получать от нее удовольствие!

— Сколько тебе лет, Микаэла?

— Семнадцать и два месяца.

Роберт прикинул, насколько юные англичанки способны справиться с подобной ситуацией, и решил, что сравнение не в их пользу. Женщины юга созревают гораздо быстрее своих сестер из Северного полушария, и это не вопрос возраста, а прежде всего воспитания и вековых традиций, передающихся из поколения в поколение.

Микаэла обладала, по-видимому, и острым умом. Она вела себя так, как ведут себя только опытные женщины, когда они сталкиваются с обстоятельствами, которых не могут изменить ни взаимные обвинения, ни сожаление, ни робость. Роберт облегченно вздохнул.