Зачарованные смертью
Шрифт:
Вечером того же дня комендант здания обнаружил маршала повесившимся в его собственном кабинет. Следственная бригада прибыла на место в 2….27 и зафиксировала на видеопленку следующее: Ахромеев сидел у окна на полу, прислонившись спиной к стене. Синтетический шпагат, на котором он повесился, был привязан к ручке оконной рамы. В кабинете был идеальный порядок и никаких следов борьбы. На рабочем столе лежали
В одной из его записок есть такие строки: „Пусть в истории хоть останется след — против гибели такого великого государства протестовали. А уж история оценит — кто прав, а кто виноват…“»
«Советская Россия», 18 июля 1992 г.
«Город Минусинск содрогнулся, узнав о том, что молодая женщина Нина Черненко собственными руками задушила двух своих детей, а затем убила себя, выпив флакон уксусной эссенции. Дети сопротивления не оказали, хотя и были достаточно взрослыми: Ване исполнилось одиннадцать лет, Наде — десять. Предположительно, что мать, готовясь к этому страшному шагу, дала им снотворное.
Следствие пока не располагает данными, что Нина Черненко страдала психическими расстройствами. Наоборот, все допрошенные по делу соседи и сослуживцы вспоминают ее как человека глубоко порядочного. Но жилось ей очень трудно, порой невыносимо, не под силу было в одиночку справиться с материальными тяготами сегодняшней нашей жизни. Постоянное безденежье, постоянное чувство унижения толкнули ее на преступление против себя и своих детей. „Больше так жить не могу, — написала она в предсмертной записке. Знаю, что дети мои после моей смерти никому не нужны, поэтому забираю их с собой“.
В тоненькой школьной тетрадке мать-убийца хладнокровно начертила план своей будущей могилы, указав, с какой стороны положить рядом с ней сына и доченьку. И тут же аккуратно написала список всех своих долгов, которые следовало отдать из начисленных ей накануне отпускных денег…»
«Попытку самосожжения подполковника Вячеслава Чекалина удалось предотвратить у штаба российских войск в Клайпеде. Послужив двадцать семь лет, офицер оказался без крыши над головой, с нищенской пенсией, на которую невозможно прожить. Несколькими днями раньше он пытался продать себя для медицинских опытов, чтобы приобрести квартиру…»
Газета «7 дней», 21–27 сентября 1992 г.
«Если бы тогда, в войну, умер от ран, я бы знал: погиб за Родину. А вот теперь — от собачьей жизни. Пусть так и напишут на могиле… Не считайте меня сумасшедшим…»
«Это строки из предсмертного письма защитника Брестской крепости Тимерена Зинатова. В очередной раз приехав в Брест из родного Усть-Кута, он долг бродил по священным для него улицам города, по пустующей легендарной цитадели, а потом… потом старик бросился под поезд.
Приехавшие на похороны родные (он попросил похоронить себя на брестской земле) свидетельствовали, что вел он скромную жизнь, отказывался пользоваться льготами даже простого участника войны, не говоря уже о каких-то „спецпривилегиях“. В отличие от других героев — защитников Брестской крепости, Зинатов никогда не просил помочь ему с покупкой автомобиля, телевизора, холодильника. Когда его семья, зная крутой характер деда, втайне все-таки записала его на дефицитную мебель, старик устроил дома скандал. „Я Родину защищал, а не привилегии“, — говорил он.
Вместе с предсмертным письмом в кармане у ветерана-самоубийцы нашли семь тысяч рублей, которые он привез для собственных похорон. Но местные городские власти взяли расходы на себя. Похоронили героя за счет статьи „текущее содержание объектов благоустройства“.
А одна из газет рассказала, как после войны в казематах Брестской крепости была найдена надпись, нацарапанная на стене штыком: „Умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина! 22/VII-41 года“. Чуть ли не по решению ЦК эта строчка стала символом мужества советского народа и преданности делу КПСС. Оставшиеся в живых защитники Брестской крепости утверждали, что автор этой надписи — курсант пулеметной школы, беспартийный, татарин Тимерен Зинатов, но коммунистических идеологов больше устраивало, чтобы она принадлежала неизвестному, погибшему солдату… И тут Зинатов особо не настаивал: „Я ради Родины умирал, я ради Родины выживал“.
Что скажешь, Родина? Почему молчишь?
Кому кричим…»
«Народная газета»… октября 1992 г.