Зачеловек
Шрифт:
ГЛАВА 14
После обеда Тигги убежала проверять пляж, еще долго слышался визг, какая чистейшая прозрачная вода, ее совсем не видно, какой белый-белый песок, какие смешные рыбки, а что это там такое дальше в воде, Виктория все еще осматривалась в здании, в глазах появилось сомнение.
— Слишком шикарно, — произнесла она холодновато. — В самом деле, слишком. Настолько, что начинаешь сомневаться насчет исследовательской лаборатории. Или полигона испытаний.
Олег ухмыльнулся:
— Да? Во-первых, что шикарно сейчас, завтра будет доступно очень многим. Не пролетариату, конечно, но большинству работающих.
Она
— А неработающим? Он спросил сердито:
— Вы с Мраком сговорились, что ли?
— Это у вас больное место?
— А у кого не больное? — ответил он вопросом на вопрос. — Аналитики предсказывают, что, как только нанотехнологии заработают, две трети населения потеряют работу. Вы же знаете, много это или мало. Что с ними делать — вопрос, из вопросов. Большинство экспертов, естественно, как русская интеллигенция, просто увиливают от прямого ответа. Не хотят говорить неприятные вещи, каждый надеется, что скажет кто-то другой.
Они вышли на веранду, отсюда открывается шикарный вид на море. Солнце уже опускается к горизонту, обнаженные плечи не жгло, как на лужайке перед домом, а ласково обцеловывало, голубоватая вода обрела сперва зеленоватый оттенок, но солнце опустилось ниже, море стало желтым, а потом и вовсе оранжевым, волны сгладились, осели, там уже не вода, а тяжелое масло желтого цвета.
Не в силах удержаться на небосклоне, солнце сползало все ниже, еще не коснулось волн, а они все вспыхнули пурпуром, гребешки волн отсвечивали оранжевым, от острова к самому горизонту, где опускалось солнце, протянулась широкая полоса расплавленного металла.
На веранде широкий стол, где ждут бутылки с прохладительными напитками, широкие вазы с гроздьями отборного винограда, сочные фрукты, названия которых Олег не знал: чуть ли не каждый день на рынке появляются десятки новых модов, правозащитники охрипли с протестами, но локомотив прогресса лишь набирает скорость. Похоже, в меню скоро не останется продуктов, которые вот так, от земли, без сдвинутых в нужную человеку сторону генов.
Он отодвинул для Виктории кресло, она села, он придвинул, напоминая себе, как это делается, глупость какая, но почему-то важная, сам сел и благовоспитанно посмотрел на нее.
— Соку?.. Виноград местный, в каждой виноградине — рай, как говорит Мрак…
Виктория сидела в легком плетеном кресле, свободно откинувшись на спинку, красиво очерченная грудь смотрит прямо на заходящее солнце, заострившиеся на свежем воздухе кончики стали такого же пурпурного цвета, как и усталое светило. Она поглядывала на море благосклонно, с благожелательным интересом, но без особого восторга, хотя ее белая как снег кожа выдает кабинетного ученого, еще неизвестно, умеет ли ее хозяйка плавать где-то, помимо ванны.
— Мы подошли, — проговорил Олег, — к самой большой революции в истории человечества. И приставки или, которые начали было употреблять со словами, теперь можно применять абсолютно ко всему. Вплоть до самого человека то есть. Сейчас это человек, а завтра будет уже зачеловек.
Она спокойно улыбнулась, он взглянул остро, Виктория ничуть не взволнована скорым исчезновением человечества, напротив, жаждет перехода в зачеловечность. Да она уже и начала этот переход: чипы в теле, биодатчики, компьютер, посылающий изображение прямо на сетчатку глаза. А он ей пообещал устроить вживление чипа, что будет посылать сигналы прямо в мозг… Или еще не обещал? Да, намекнул, теперь не отвертишься.
Олегу на миг стало не по себе, но
— Ладно, — сказал он, — проблема в том, что прогресс ускорился настолько, что можем прийти к уже созданной машине, не зная, как ею пользоваться. Это не трусость, хотя я, конечно же, трус и перестраховщик… но сейчас мощности очень уж велики. Мы не замечаем, что пришли к тому обществу, которое в России называли коммунизмом, эллины — золотым веком, иудеи — раем на земле, а Платон, Гегель, Кампанелла, Мор, Маркс — идеально устроенным государством. Конечно, не идеальное, но оно наконец-то становится едино для всех на планете, впервые прекращается социальная борьба. Она заметила вежливо:
— Но пришел БТМ, абиотическая реальность как новая среда обитания…
Олег поперхнулся:
— . Что за БТМ? БТР знаю…
Она тонко улыбнулась:
— Не сомневаюсь, что БТР знаете лучше. А БТМ — это бесприродный технический мир. Простите, термин пока еще для узкого круга, но…
— Это вы простите, — сказал он досадливо, — я должен был знать!
— Простите…
— Должен был, должен, — отвел он ее защиту, — именно я должен. Но если даже пропустил, то, как видите, какая лавина обрушилась! Да, вы правы, возникла мегамашина, человек превратился в элемент, так называемый человеческий фактор, самый, надо признаться, капризный и часто ломаемый. Но эту среду, или, как говорили в старину, творит человек, а он может натворить такое! Примеры уже есть, есть…
Она покачала головой, серые глаза смотрели с сочувствием, но твердо. Он вдруг взглянул на себя и нее со стороны, глазами человека, это же бред: сидят на берегу молодой мужчина и молодая женщина, она обнажена до пояса, все гормоны у нее в порядке, как и у него, и вот вместо того, чтобы тут же трахаться, трахаться, трахаться: на столе, на полу, на кухне, на лестнице, они ведут длинные занудные разговоры!
Он криво усмехнулся, Виктория тут же заметила, насторожилась:
— Я что-то сказала не так?
— Это я говорю не то, — ответил он поспешно. — Простите… Просто подумал…
Она встретила его взгляд, кивнула:
— А, вы об этом… Хорошо, как только у вас возникнет желание, как хотите и где хотите. Просто, когда перед нами шикарный торт, как-то не тянет на черствую горбушку хлеба.
Он поперхнулся, переспросил, не веря:
— Такие вот разговоры для вас…
— Торт, — закончила она фразу. — Роскошный торт. А секс — горбушка хлеба. Черствого. Даже заплесневелого. Когда нечем более интересным заняться, почему нет? Но я сейчас наслаждаюсь гораздо больше, Олег. Честно. Впервые передо мной человек, который не прикидывает, какова я в постели… Да такова, как и все женщины! Все осваивали это дело по одним учебникам. Но если брать выше пояса, мы уже разные. Одни — клухи, другие — домохозяйки, третьи — любящие матери, четвертые — бизнес-вуменши, а я вот принадлежу к классу помешанных на высоких технологиях… Меня постоянно упрекают за увлечение БТМ. Я не верю в ноосферу, как наивно верили мыслители прошлого века, ибо на смену обществу пришел технос. В техносе отношения между людьми становятся технологическими, я не вижу в этом ничего дурного. Уже уходят такие важные регуляторы отношений, как чувства, обычаи, вера, религия, пристрастия, добро и зло… Во главе угла становится смысл, разве это плохо? К примеру, армия перешла на контрактную основу, а это значит, что идея патриотизма и священного долга перед Родиной уходит в прошлое. Все проблемы решаются с позиций разума, разве это плохо?