Зачем коту копыта?
Шрифт:
– Красивый город, – поставленным, но уже тихим голосом произнес Эдуард Эрикович.
– Неплохой, – ответила в тон ему Аграфена, ощущая спиртовые испарения, исходящие от ее коллег, да и, наверное, и от нее самой. – Главное, спасибо вам, господин Колобов, что вы нам обеспечили бесплатную экскурсию по городу. Правда, в полицейской машине, но это уже все равно, зато с ветерком…
– А чего я-то? – взлохматил волосы растопыренной большой пятерней Эдик. – Все веселились! Радовались, что долетели и сели. С нашими-то авиалиниями!
– Ага,
– Да это я так, к слову. Думал, оценят юмор.
– Что характерно – не оценили. Молчи уж теперь, – поджала перекошенные губы Таня, ехавшая в той же машине. – Тут тебе не Россия, сейчас впаяют лет двадцать за сексуальные домогательства, будешь знать!
– А я чего? Я ничего. И где Марк, черт бы его побрал?! Ведь знал же, что этим рейсом летим. Вот встретил бы – ничего бы такого и не было!
– У тебя вечно другие виноваты, только не ты. То есть тебя, тепленького и пьяненького, надо было забирать из самолета, пока Карлсон не начал шалить? – фыркнула Татьяна, смотря режиссеру почему-то в очень специфичное место, а именно в область ширинки. Видимо, это было что-то личное.
– Таня! – прикрикнул тот на нее.
– А что Таня-то? Твой друг давно живет за границей и ведет себя соответствующе, он уже забыл про удаль русскую. Разве он мог предположить, что мы сразу же загремим в полицейский участок? Артисты, твою мать!
Глава 5
В самом полицейском участке их действительно ждал не очень радушный прием. Всю труппу заперли в большую камеру предварительного заключения и заставили ждать полчаса. Затем к ним пришли сразу трое мужчин в штатском.
У Эдуарда Эриковича уже закончилось действие спиртного, поэтому он снова становился раздраженным и злым:
– Какое вы имеете право нас задерживать?! Я требую представителя из российского консульства! Мы граждане России! И мы ничего такого не сделали! Мы прилетели на гастроли, у нас отпуск. Ну, расслабились немного, и что? Почему такое отношение к русским? Когда у вас немцы пьют в пабах и орут жуткими голосами свои жуткие песни – это ничего! А все равно войну мы выиграли!
– Говорите по-английски, господа иностранцы? – спросил самый старший мужчина.
Выражение его лица Груне не понравилось.
– А я не обязан «спикать»! Я – россиянин! Приведите переводчика! – продолжал бушевать Эдуард Эрикович.
– Господин перепутал Венгрию с Турцией? Ох, уж эти неучи русские… Столько всегда понтов, а ведут себя как дикари. Прошли уже те времена, когда они диктовали свою волю половине мира, а в генах у них именно это и осталось, – сказал второй мужчина на не очень хорошем английском.
– А кто у нас тут страдает национализмом? – поинтересовалась теперь Аграфена, переходя на английский. – Вы что себе позволяете? Думаете, что вам удастся захватить пятнадцать российских граждан и все сойдет вам с рук? Где представитель посольства? И я требую независимую прессу!
Мужчина слегка растерялся.
– Вы понимаете по-английски?
– Как видите, да. А вы, видимо, переводчик для работы с иностранцами-нарушителями?
– Не кипятитесь, мисс, я вовсе не то имел в виду… Никто вас не захватывал. Вы нарушали общественный порядок в аэропорту, а это серьезный проступок!
– Ничего мы не нарушали! Мы такой народ, темпераментный. Это наша вина? Итальянцев вы бы не задержали.
– Вы были пьяны…
– Просто мы боимся летать на самолете, поэтому выпили немного, расслабились… Они у нас часто бьются, посмотрите статистику. Мы, между прочим, впервые попали в вашу страну, радовались…
– Чрезмерно радовались, – нахмурился собеседник и стал переводить слова Аграфены мужчине.
– Чего он говорит? Нас арестуют? – запаниковал Эдуард Эрикович. – Переведи!
– А если мы извинимся? Мы уже все осознали и поняли, – продолжала напирать Груня. – Разве у вас много письменных заявлений на наш счет? Или только словесная жалоба?
– Письменных нет, но комиссар участка очень бы хотел знать цель вашего такого массового визита.
– Мы – труппа театра, – пояснила Груня, – артисты.
– В самом деле артисты? – удивился переводчик. – Это многое объясняет. Или вы вообще, по жизни, артисты?
– Нет, по профессии, – поправила Груня, стараясь взять себя в руки, чтобы произвести на хмурого полицейского и дотошного переводчика благоприятное впечатление.
– Вы в отпуск?
– Нас пригласил Марк Тарасов, живущий у вас вот по этому адресу, – протянула художница записку, которую давний друг оставил Эдуарду, будучи в Москве. – Он ждет нас. Между прочим, господин Тарасов директор местного русского театра и пригласил нас выступить там. Можете все узнать у него, мы не обманываем.
– Это уважаемый человек, – сказал сначала комиссар, а затем и переводчик.
– Так вы его знаете? Вот и прекрасно! Позвоните ему, и он все подтвердит, – обрадовалась Аграфена. И продолжила щебетать, пытаясь поймать волну, разболтать суровых полицейских и разжалобить их: – А я как художница должна написать портреты его бабушки и дедушки. А еще мы бы пригласили вас на спектакль. Только он будет на русском и вы вряд ли что поймете.
Комиссар сделал какое-то странное движение руками, и мужчины молча удалились.
– Куда они? Что сказали? – спросил Эдуард Эрикович.
– Я не знаю, ничего не ответили. Наверное, пошли связываться с Марком, – предположила Груня.
– Так ему и надо! Не захотел нас встретить в аэропорту, придется встречать в полицейском участке. Карлсон уже нашалил, – высказалась Татьяна.
– Таня, прекрати! – покраснел режиссер.
И гости венгерской столицы снова погрузились в томительное ожидание.