Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен
Шрифт:
О чем я пишу?
О том, как распорядился бы своей жизнью умный и чувствительный к присутствию в жизни вопросов истины и нравственности Онегин, будь он моим современником. Я попытался в своих романах совместить мышление с философией. Мышление (мысли) – с идеями. Я честно пытался быть собой, то есть ихтиАНДРом.
Такая литература, которая представляется мне достойной всяческого внимания, оказалась никому не нужна.
Может, я просто плохой писатель?
Точно не такой плохой, как хотелось бы кому-то, но, скорее всего, не такой хороший, каким иногда кажусь себе. Два профессора (оба не являются при этом писателями) написали обо мне монографии, о моем творчестве вышло достаточно много статей научного характера. Кое-где мое творчество изучают. Кому-то оно нравится.
Тут дело не в моем самолюбии, дело в другом. Писатели моего художественного уровня (тем более уровня мышления) издаются, занимают свою нишу в общественном сознании, смело называют себя талантами и выразителями дум (мыслей вслух опять же). Меня среди них нет. Почему?
Потому что меня не мысли интересовали, как всех «приличных» писателей, а мысли, в которых обнаруживается потенциал идей, способных стать строительным материалом для картины мира. Мою прозу, которую я называю «мужской прозой» (умной прозой), при желании можно вынести за скобки литературы. Объявить ее несуществующей. Другой прозой.
Я не вписался в либеральную повестку («все на продажу, и да здравствует только то, что продается, да здравствуют „великие, но продажные мысли, коротенькие-коротенькие, как у Буратино“, и если умная, о-о-очень философская продукция не продается, тем хуже для нее, аминь»). Радикально.
За желание писать ту прозу, которую считаешь нужной, надо платить. Скорее всего, я так и не узнаю настоящей цены своему творчеству, за которое мне, кстати сказать, совершенно не стыдно. Я ни строчки не написал до того момента, пока не понял, что у меня есть идеи, есть моя, неисчерпаемая в своей глубине картина мира, мне есть что сказать людям, – до того момента, когда осознал сложность задачи: совместить идеи и литературу. Ведь чем дальше, тем больше свободной литературе предписывается быть «зоной», то бишь творчеством, свободным от идей (соответственно, я все дальше и дальше дистанцируюсь от такой «зоны»).
Только в сорок с небольшим написал я свой первый роман, «Легкий мужской роман». До этого молчал, не унижаясь до банальных мыслей, выдаваемых за идеи. Зато до сих пор не могу остановиться. Сегодня уже не романы, а стихи прут из меня, и я вовсе не пишу их в стол. Я наслаждаюсь творчеством. «Понимание – это радость жизни»: так называется одна из моих научных книг. Понимание, выраженное в идеях, – это радость жизни. Творчество (философское, художественное, мыслительное) – это самая настоящая радость жизни.
Я получил второй урок: в общественном сознании отсутствует запрос на проблемы, волнующие личность, как то: истина, добро, красота, свобода, счастье, справедливость; соответственно, отсутствует запрос на литературу умную, на литературу идей. Присутствует запрос на массовую литературу, на чтиво, которое отвлекает «маленького человека» (большого эгоиста при этом) от идейных проблем, волнующих личность. В лучшем случае есть смутный запрос на литературу, которая растекается мыслью по древу, – так сказать, демонстрирует пластику мысли, пластику ради пластики.
Литература умерла. Да здравствует «литература» (чтиво)!
Я усвоил урок. И моя литература стала более яростной. Я же читал «Старик и море» Э. Хемингуэя.
В конце концов я задал себе два простых вопроса: чем я занимался всю свою сознательную жизнь и каковы мои достижения?
Ответить на эти вопросы, то есть перевести взволнованные мысли на сдержанный язык идей, оказалось совсем не просто. Вот что у меня в результате получилось.
Если попытаться кратко и внятно ответить на вопрос, каков вклад Андреева А. Н. в научное познание, то ответ может быть таким.
Андреев А. Н. внес в научную повестку закон информационной эволюции (закон сохранения и превращения информации) и предложил свою формулировку и трактовку этого универсального диалектического закона.
Чем вызвана актуальность подобного закона?
В науке гуманитарной, как и во всех других науках, накопились массивы больших данных (по аналогии со сферой IT их в известном смысле можно назвать Big Data). Возникла потребность их упорядочить – с помощью идей, законов, алгоритмов, концепций. Кроме того, стал очевиден междисциплинарный характер гуманитарных знаний; более того, все более очевидной становится связь гуманитарных дисциплин с негуманитарными. Одна наука плавно «перетекает» в другую, и определенно сказать, где начинается одна наука и кончается другая, становится все более сложным.
Все это делает феномен Big Data в науках гуманитарных беспредельным, безграничным, что угрожает энтропией смыслов и хаосом. Науки гуманитарные в буквальном смысле теряют предмет своего исследования.
Обо всем = ни о чем.
По отношению к сфере гуманитарной (к так называемому человеческому измерению) закон информационной эволюции проявляется как смена типов управления информацией: от низшего (бессознательно-психологического) к высшему (сознательно-разумному). От психики к сознанию, от натуры (которая доминирует сегодня в модусе цивилизации) к культуре, от индивида к личности, от социоцентризма к персоноцентризму. Культура, личность, литература, добро, истина, красота как чувственно воспринимаемый смысл, свобода, справедливость, счастье – словом, все высшие культурные ценности (следовательно, и их антиподы: цивилизация, индивид, чтиво, зло, ложь, красота как способ отлучения от смысла, воля, несправедливость, удовольствие) обретают свою ценностную маркировку в пространстве, образованном двумя полюсами – разными типами управления информацией.
В связи с категорией тип управления информацией вводится понятие законы гуманитарных наук (как частное проявление закона информационной эволюции в самой тонкой материи – материи ценностей, идеалов и смыслов). Таких законов всего три. Первый – закон личности (вся гуманитарная парадигма культуры представляет собой проекцию информационной структуры индивид-личность). Второй – закон двух языков культур (культура информационно неоднородна, она существует как сочетание психоидеологического и научно-рационального дискурсов). Третий – закон объективности познания (своеобразный закон гарантии объективности, отраженный в вертикали психика (низ) – сознание (верх)).
Персоноцентризм – вот ключевое понятие, которое определяет содержательность и гуманизма как такового, и гуманитарных наук в целом.
Человек в предложенном контексте трактуется как существо информационное.
Законы гуманитарных наук, по версии Андреева А. Н., определяют, в частности, содержательность целостно-антропологического (персоноцентрического) литературоведения, где художественность осмысливается как многоуровневая информационная структура (в противовес невнятной, субъективно интерпретируемой метафоре идейное, смысловое содержание). В науку о литературе (как следствие погружения в большие массивы данных) вводятся понятия, которые конкретизируют наличие потенциала персоноцентризма – например, персоноцентрическая валентность. Таким образом, понятие критерии художественности определяется присутствием в художественном произведении информационных законов, что позволяет превратить критерий художественности в инструмент объективной литературоведческой аналитики. Методология литературоведения меняется. Мировая литературная картина меняется. Например, место классической русской литературы в мировом литературном процессе в свете предлагаемой методологии оценивается как феноменальное и эпохальное.