Зачем убивать дворецкого? Лакомый кусочек
Шрифт:
– Неужели? – спросил Фрэнк. – А почему?
– Будь я проклят, если хоть что-то понимаю. Вроде ничего определенного, но все-таки какая-то таинственность существует. Прежде всего – брат Бэзил.
Тони понизил голос и сказал доверительно:
– Только между нами: он немного странный человек. Правда, на него у меня совсем нет времени. Да и в моем положении все разузнавать как-то неудобно. Если бы не Джоан, то точно тебе скажу, меня ни за что не заманили бы в поместье.
–Из-за его таинственности или из-за хозяина?
– Понемногу из-за того и другого. Обрати внимание, я не говорил, что с домом что-то
– За тобой следили?
– Кто его знает, но не удивлюсь, если узнаю, что да. У брата Бэзила есть лакей, который всегда появляется словно ниоткуда. Еще один пережиток старого. Так вот, если бы его убили, я бы не переживал. И мне, и Джоан он кажется противным, но брат Бэзил любит парня.
– Кстати, что странного в брате Бэзиле? – спросил Фрэнк.
– Что странного? О, я понимаю, что ты имеешь в виду. Не знаю, как сказать. Он из тех, кто по скупости будет пить воду из ванны. Чертовски неуравновешенный. Не стоит говорить, что Джоан живется с ним худо. Этакий радушный тип. Насквозь фальшивый. Называет тебя стариком и при этом сильно бьет по спине.
Фрэнк опустил большой палец вниз, подобно древнему римлянину.
– Вот-вот, – согласился мистер Коркрэн. – Я вижу, что ты чувствуешь то же самое. Есть еще одна вещь…
Что это за вещь, его друг так и не услышал, так как в этот момент обе девушки подошли к ним. Джоан Фонтейн, закончив делать покупки, была готова идти домой. Пожимая на прощанье руку мистеру Эмберли, она сказала:
– Филисити обещала прийти на обед. Надеюсь, вы придете тоже.
– Благодарю, с удовольствием, – сказал Эмберли к немалому удивлению его кузины.
Когда Джоан и Коркрэн уехали, Филисити выразила надежду, что кузен не станет возражать против посещения поместья.
– Я уже приняла приглашение, – объяснила она. – Конечно, там жутковато после этого убийства. У Бэзила расстроены нервы и все такое, но Джоан говорит, что он всегда чувствует себя лучше, когда к ним приезжают гости. Ты будешь ужасно возражать?
– Не буду, – ответил Фрэнк.
Филисити проницательна посмотрела на него.
– Вижу, тебе хочется пойти туда.
– Да, – сказал мистер Эмберли.
Глава 3
Вернувшись в Грейторн, они обнаружили, что в гостиной их ждет инспектор из Карчестера. Он давно знал мистера Эмберли и не пытался скрывать, что недолюбливает его. Он задал ему несколько вопросов и, выслушивая ответы, фыркал, записывая их в блокнот. Сообщив Эмберли, что ему следует присутствовать во время разбирательства, которое состоится на следующий день в одиннадцать часов, он откланялся, едва заметив, что после разбирательства он не будет чувствовать себя обязанным в дальнейшем еще раз беспокоить мистера Эмберли. Его недоброжелательность имела свою подоплеку, так как однажды ему пришлось работать над расследованием одного дела вместе с мистером Эмберли, который занялся им совершенно случайно и повел его так, что виновный сделал чистосердечное признание. Инспектору это не понравилось; поговаривали, будто бы он клялся, что не хочет больше иметь дело с мистером Эмберли.
Из уважения к сэру Хамфри, который не любил разговоры об убийствах, эта тема в Грейторне не обсуждалась. Фрэнк играл в теннис с кузиной днем, а вечером отвез ее на машине в поместье «Нортон», расположенное в семи милях на восток от Аппер Неттлфоулда и почти в трех милях от Грейторна.
Особняк был построена начале восемнадцатого века. Фасад был выложен из камня и старых красных кирпичей. Дом стоял в небольшом парке, через который несла свои воды река Неттл, посаженные по берегам ивы низко склонялись к воде. Внутри дом имел прекрасную планировку, соответствующую периоду постройки, но мебель была тяжеловесной, что говорило о плохом вкусе покойного мистера Фонтейна.
Эмберли и его кузину встретил тонкогубый человек среднего роста, выполнявший обязанности скончавшегося дворецкого.
Войдя в холл, Филисити сказала:
– Добрый вечер, Коллинз.
Услышав это, Эмберли быстро взглянул на него. Внешность лакея была не примечательна: худое, с нездоровой бледностью лицо, а глаза скромно опущены вниз.
Филисити с сочувствием заговорила с ним об убийстве Даусона. Она подумала, что коль он столько лет проработал вместе с дворецким, то должен ощущать утрату, и была несколько сбита с толку его спокойным ответом:
– Вы очень добры, мисс. Трагический случай, как вы говорите. Но хотя я, естественно, не желал, чтобы подобное случилось, тем не менее мы с Даусоном никогда не были, как это говорят, по-настоящему дружны.
Он направился к одной из дверей, ведущих из холла, и Филисити, чувствуя себя оскорбленной, последовала за ним. Она представила ему своего кузена, и обычно опущенные глаза лакея скользнули по лицу Эмберли. Это были холодные, невыразительные, безжалостные глаза. Взглянув на пришедшего, они вновь скрылись за опущенными веками. Лакей открыл дверь и объявил о приходе гостей.
Джоан, ее жених и крупный мужчина симпатичной и здоровой наружности сидели вокруг камина. Эмберли представили этому мужчине, за чем последовало продолжительное, до боли крепкое рукопожатие. Бэзил Фонтейн бурно выразил удовольствие, приветствуя гостей своего дома. Он был одним из тех людей, которые излучают доброжелательность. Эмберли смог понять своего друга Коркрэна. Личность Фонтейна действительно казалась добродушной, но под этим скрывалась определенная раздражительность, которая вспыхивала при малейшем побуждении. Он суетился, предлагал выпивку, пододвигал стулья, подшучивал над Филисити с самым веселым видом, но когда его сводная сестра не сразу подчинилась его команде усадить подругу поближе к камину, он заговорил грубо; его вспышка показалась неконтролируемой и быстротечной.
Вскоре он снова улыбался.
– Вы знаете Коркрэна, не так ли? – сказал он.
– Собирается стать членом моей семьи, что, без сомнения, уже рассказал вам, – и положил ласково руку на плечо Энтони, не отреагировавшего на этот жест.
По натуре он явно был гостеприимным хозяином. Он заставлял их расслабиться, предлагал сигары и сигареты, принес Филисити подушку. До тех пор пока он окончательно не убедился, что все гости чувствуют себя удобно, он не начал обсуждать предмет, который занимал его внимание. Он повернулся к Эмберли и сказал просто: